Вши - главное средство убийства заключенных в системе Соловецких концлагерей

Русскую поговорку "Счастливый, как из бани" вспоминает Варлам Шаламов - бывший зэк соловецкого концлагеря. В бане можно было избавиться от вшей на какое-то время. Потом все начианлось опять: "Но вшивые ветераны, прибывшие из дальних мест, знали, что мяса на их костях недостаточно, чтобы согреться в одиночку, а борьба со вшами одинаково трудна и при вагонных, и при сплошных нарах."

Вши - старательные помощники соловецких чекистов

Большевики "...медленно приближаютъ къ своей жертве смерть, якобы не насильственную и не предвиденную, и ставятъ арестованнаго въ такія условія, что онъ постепенно, но неминуемо идетъ къ могиле. Постоянное голоданіе, холодъ, отсутствіе самой необходимой одежды, белья, мыла, непосильная борьба со вшами тоже не плохіе инструменты для подавленія и угнетенія человеческой психологіи и порабощенія последнихъ остатковъ его воли." (Безсонов Юрий. Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков. - Paris: Impr. de Navarre, 228 с. 1928.)

"Неужели разум потерян у людей до такой степени, что они не понимают, не хотят понимать, что без вшей лучше, чем со вшами. А вшей много, и вывести их без дезкамеры почти нельзя, особенно в густо набитых бараках. [...] Конечно, вшивость - понятие, нуждающееся в уточнении. Какой-нибудь десяток вшей в белье за дело не считается. Вшивость тогда начинает беспокоить и товарищей и врачей, когда их можно смахивать с белья, когда шерстяной свитер ворочается сам по себе, сотрясаемый угнездившимися там вшами. [...] Так неужели человек - кто бы он ни был, не хочет избавиться от этой муки, которая мешает ему спать и борясь с которой он в кровь расчесывает свое грязное тело? Нет, конечно."Шаламов Варлам. Артист лопаты. Москва, "Художественная литература" "Вагриус", 1998)

Развлечение соловецкой шпаны: "стрельба" вшами

Когда мы готовились к отправке на Соловки, нас втиснули на пересыльном пункте вместе с уголовниками, и те, снимая с себя вшей, щелчками обстреливали ими нас. Я и мои спутники уже через десять минут были покрыты вшами.

Дмитрий Лихачев
Cоловки 1928-31.

"Клопы ползли (на спящих на нарах) сплошной стеной. 0[тец] Александр и кубанец [помню его: красавец в черкеске], мулла (занявшие два места) на одних нарах по очереди давали [нам] отдохнуть (кубанец-кабардинец только охранял нас, лежащих, от шпаны; уступали нам места - мулла и священник Александр).

Брали [из барака] на работу по очереди всех, кто стоял ближе (до дальних нельзя было добраться). Шпана плевала в нас и бросала вши, стреляла вшами щелчками.

Ночью [на следующую ночь] при лампах [разумеется, керосиновых - "летучая мышь"] вся наша компания переписывала татуировки ["наколки"] на шпане на карточки [как приметы]. [Невольно у нас] появился начальственный тон (у И[вана] М[ихайловича Андреевского]). Итак, мы сразу стали на сторону меньшинства (как требовал от нас взводный-поляк). Полез переписывать татуировки поэт Ярославский. Ярославский стал что-то шептать на ухо [взводному]. Взводный грозно стукнул по столу кулаком и сказал: "Был тайным - станешь явным". (Лихачев Дмитрий. Избранное: Воспоминания. - СПб.: Издательство "Logos", 1997)

Соловецкие З/Ки рассказывают о вшах

Королева Материка

Когда-нибудь все, кто придет назад,
И кто не придет назад...
Мы в честь ее устроим парад,
И это будет Парад:

По всей Вселенной ломай-круши,
Доблестный славя труд,
Ее Величества Белой Вши
Подданные пройдут !!!

Ее Величества Белой Вши
Данники всех времен !!!
А это сумеет любой дурак
По заду втянуть ремнем,

А это сумеет любой дурак
Палить в безоружных всласть !!!
Но мы-то знаем, какая власть
Была и взаправду Власть !!!

И пусть нам другие дают срока:
Ты нам вечный покой даешь!

Ваше Величество Белая Вошь!
Наше Величество Белая Вошь!
Наше Величество Белая Вошь!
Королева Материка !!!

(Александр Галич. Королева Материка. Лагерная баллада, написанная в бреду. 1970)

Cоловецкий з/к, проф. Вл.Чернавин

"При недостатке рабочих рук для "великих строек"... рассылают вербовщиков... Голодные и разутые крестьяне соглашаются ехать куда угодно. Но на севере, попав в морозы, в полярную ночь, в холодные, зараженные клопами и вшами бараки и большей частью не получив даже сапог, за которыми они стремились, они начинают ползти назад. ...босые, окончательно оборвавшись, пробираются со станции на станцию... На советском официальном языке это называется "текучесть рабочей силы".

"Но по пути к этому всегда стоит одно привходящее задание — ликвидация у заключенных вшей. Из тюрем арестанты поступают поголовно пораженные этими насекомыми, сознательно культивируемыми в тюрьмах для подследственных. Вшивый режим и вшивая камера входят в систему мероприятий следственной власти ГПУ по получению "добровольных признаний". До весны 1930 года режим этот также встречал полную поддержку в лице начальства лагерей: вошь была мощным союзником ГПУ в деле ликвидации заключенных в лагерях "особого назначения". Сыпной тиф не переводился, заключенные умирали от него тысячами, был заведен даже особый порядок свозить их на один из островов, где их оставляли без всякого присмотра и ухода и где они умирали ускоренным темпом. Теперь, при новой "установке" — получения от заключенного максимума труда, - вши признаны подлежащими уничтожению. Наша жестокая стрижка и бритье в бане, своеобразная дезинфекция, граничившая с уничтожением нашей одежды, объяснялись тем, что от врачебного пункта требовалось абсолютное очищение нас от вшей, хотя средств для этого в распоряжении врачей почти никаких не было.

Если в партии заключенных, отправленных с распределительного пункта, при тщательном досмотре на месте прибытия обнаруживалась хотя бы одна вошь, врач распределительного пункта получал тридцать суток карцера." (Чернавин Владимир. Записки "вредителя" В кн.: Владимир и Татьяна Чернавины. Записки "вредителя". Побег из ГУЛАГа. - СПб.: Канон, 1999. - С. 6-328.)

Соловецкий з/к, проф. И.Солоневич

Въ баракe было такъ жарко именно потому, что половина людей были почти голы. Между оперативниками и "инвентаризируемыми" возникали, напримeръ, такiе споры: считать ли двe рубахи за двe или только за одну въ томъ случаe, если онe были приспособлены такъ, что цeлыя мeста верхней прикрывали дыры нижней, а цeлыя мeста нижней болeе или менeе маскировали дыры верхней. Каждая изъ нихъ, взятая въ отдeльности, конечно, уже не была рубахой - даже по масштабамъ совeтскаго концлагеря, но двe онe, вмeстe взятыя, давали человeку возможность не ходить совсeмъ ужъ въ голомъ видe. Или: на лагерникe явственно двe пары штановъ - но у одной нeтъ лeвой штанины, а у второй отсутствуетъ весь задъ. Обe пары, впрочемъ, одинаково усыпаны вшами...

Оперативники норовили отобрать все опять-таки по своей привычкe, по своей тренировкe ко всякаго рода "раскулачиванiю" чужихъ штановъ. Какъ я ни упирался - къ концу инвентаризацiи въ углу барака набралась цeлая куча рвани, густо усыпанной вшами и немыслимой ни въ какой буржуазной помойкe...

- Вы ихъ водите въ баню? -- спросилъ я начальника колонны.
- А въ чемъ ихъ поведешь? Да и сами не пойдутъ...

По крайней мeрe половинe барака въ баню идти дeйствительно не въ чемъ... (Иванъ Солоневичъ. Россiя въ концлагерe. III изданiе. Издательство "Голосъ Россiи", Софiя, 1938.)

Сыпняк на Анзерском острове

Сыпняк был в разгаре. В одной только Голгофской больнице из сыпнотифозного барака ежедневно в среднем выносили по шестнадцати покойников; вырытых за лето четырех траншей, на триста трупов каждая, не хватило и до середины зимы. Приходилось срочно заготовлять новые — и по склону Голгофской горы днём и ночью горели костры для оттаивания закаменевшей почвы.

Машинистка санчасти, печатавшая отчётную сводку, вернулась в женбарак с сенсационным известием: из 126 тысяч населения Соловецкого архипелага за один только последний месяц вымерло от сыпного тифа 14 тысяч!

Молоденькая жена начальника Анзера — единственная на всём острове "вольная" женщина, а потому невероятно скучавшая и — на безрыбье и рак рыба — зачастую забегавшая поболтать в женскую кустарку, покатывалась со смеху, рассказывая в вышивальном цехе:
— Ну и нахохоталась же я вчера около Вовки ("Вовка" был её супруг)! Мало вам, говорю, каждое утро и вечер живым поверку делать! Подумайте: они вчера мертвецам поверку устроили! Недосчитались, видите ли, кого-то на вечерней поверке и испугались: уж не сбежал ли он. Да вовремя сообразили — их сейчас столько мрёт, что не всех и отмечать успевают, Ну вот, чтоб зря не волноваться, они и решили сначала поискать беглеца в траншеях — прежде-то чем посылать погоню. Отправились ночью с фонарями на гору и заставили санитаров вытаскивать покойников и рядами раскладывать на снегу — точь в точь как на поверке живых, только что не стоймя их ставили, и притом совсем голых... Ну, у каждого ведь на груди химическим карандашом фамилия написана — так они с фонарями обходили ряды и читали, пока не нашли мнимого беглеца. Потом санитары их полночи в яму сбрасывали. Потеха!
[...] И она раскатисто хохотала.

Всё это, конечно, было очень смешно и забавно, но кустарки, слушая её болтовню, почему-то не смеялись, и только некоторые, наиболее проникнутые духом чинопочитания, из уважения к "начальнице", как её все называли, вяло силились выдавить улыбку на своих угрюмых лицах.

* * *

По-видимому, отчетная сводка дошла до Москвы, и в лагере был получен строгий приказ: в кратчайший срок какими угодно мерами прекратить эпидемию. "Меры" были пущены в ход самые разнообразные: между прочими, были образованы из заключённых комиссии по борьбе с сыпным тифом с директивами обследовать санитарные условия быта и санитарное состояние заключенных, с полномочиями, где надо, принимать самые решительные меры.

В анзерскую комиссию вошло несколько озорниц — малокультурных и малочистоплотных, которые устроили себе развлечение из обследования голов своих товарок и вынесения для некоторых из них, в особенности — соперниц, категорического приговора: обрить наголо! Курчавая брюнетка Маруся Бочкова, у которой прическа была главным её украшением, оказалась первой жертвой их остроумия и произвола: никакие доводы и протесты не были приняты во внимание, и суровый приговор был приведён в исполнение, хотя никто не сомневался в том, что у Маруси Бочковой голова была чище, чем у некоторых членов комиссии... На Троицкой, по рассказам, брили поголовно все духовенство...

В два часа ночи, как только вернулась в барак первая партия, нас подняли и погнали в баню, не позаботившись хотя бы проветрить и подмести её после целосуточного пребывания в ней восьмидесяти женщин, лишённых возможности уединяться из неё для каких бы то ни было надобностей и вынужденных поэтому пользоваться ею же как уборной.

Эта ночь в бане вспоминается мне сейчас как полный кошмаров горячечный бред.

При мигающем свете тусклой керосиновой лампы, еле горевшей вследствие отсутствия кислорода, выдышанного предыдущей партией, в прокуренной, паркой и смрадной атмосфере донельзя загрязнённого помещения, среди тёмных бревенчатых стен старой монастырской бани, под низким и таким же тёмным дощатым потолком кишели голые женские тела: одни — молодые, хорошо сложенные, другие — старые, высохшие или расплывшиеся, с отвислыми грудями и животами, но все при этом одинаково пёстро растатуированные, как это принято в уголовной среде.

Чтобы как-нибудь скоротать время, затянули хоровые песни, потом пустились в пляс. Хоровод из голых женщин с хохотом и гиканьем кружился посреди бани, а внутри его такие же голые женщины прыгали вприсядку. Это была какая-то бешеная свистопляска, сущий шабаш ведьм с Лысой горы, бесовское радение, Вальпургиева ночь.

Мать Вероника, распустив по плечам волосы и стараясь прикрыть полотенцем свою наготу, стояла с запрокинутой головой, прислонясь к бедой каменной печке, в позе христианской мученицы первых веков, как живое воплощение беклемишевской статуи...

В сумерки разрешили пользоваться водой и мыться. Одновременно стали вносить в предбанник узлы продезинфицированной нашей одежды, от которых баня сразу наполнилась едким запахом серных испарений. Спеша и толкаясь, расхватывали женщины свои вещи и торопливо, кое-как одевались, чтобы скорей вырваться, наконец, на свежий воздух...

* * *

Измученная и усталая до полусмерти, возвращалась я в свою "келью" с одной мыслью — поскорей переодеться во всё чистое и растянуться на постели. Но здесь меня ждал новый неприятный сюрприз: комната, в которой помещался наш вышивальный цех и в которой я тогда жила в качестве его заведующей, была использована в наше отсутствие как дезинфекционная камера, и войти в неё, казалось, не было никакой возможности, несмотря на раскрытую форточку и затопленную для вентиляции печь.

Мнение от Соловков

Однажды Григорий Явлинский сказал, что коммунизм, как педикулез, появляется от бедности. Вши и тиф ушли из Соловков вместе с коммунистами. Будем молить Господа, чтобы эти существа ушли оттуда навсегда.

Однако больше двигаться было некуда, да и меня так тянуло в постель, что я превозмогла себя и вошла в удушающе едкую атмосферу, наполнявшую комнату. Вскоре мне стало плохо, и когда наша командирша зашла ко мне, чтобы узнать, как я себя чувствую, я с не свойственным мне раздражением наговорила ей много лишнего.
— Если нас специально хотели заразить сыпняком и впридачу наградить венерическими заболеваниями — ничего удачнее этой "санобработки" нельзя было бы и придумать: запереть чуть не на сутки около сотни голых людей, вшивых с невшивыми, и заставить их сидеть на скамьях, на которых только что до них сидела сотня голых венеричск! ... Скамьи эти не только не помыли после них, но и нам не позволили это сделать — закрыли краны, чтобы мы "зря" воду не тратили ... , а перед уходом все были уже такие усталые и измученные, что почти и не мылись, так торопились скорей вырваться на чистый воздух. А пол! Загаженный, заплёванный, весь в окурках и кое в чём похуже! А мы голыми ногами ходили по этой грязи ...! До сих пор меня Бог хранил — ни разу ещё на себе вшей не находила, ну, а после такой "санобработки" не поручусь: ведь там на нас вши с потолка падали!
— Если хотите, я передам ваши слова начальнику, — сказала командирша, — только ведь я заранее знаю, что он скажет на это: "Вот, подумаешь, барыня нашлась, брезгует простым народом. А сама-то она что за "фря", что не может быть в одном обществе со вшивыми? Нынче дворяне не в моде". Вот что он скажет.
— Да поймите же, что я не о себе хлопочу.., вот увидите — эта "санобработка" даст лишь новую вспышку эпидемии.
Командирша ушла, а я впала в тяжёлое забытье.
(Второва-Яфа Ольга. Авгуровы острова. Истина и жизнь. - 1995. - № 10. - С. 32-47)