Федоровцы на Соловках

Федор Рыбалкин и федоровцы

Лидер и последователи его учения в Соловецкой ссылке. От десятков тысяч их осталось чуть больше 120 человек.

В 1967 году, после 40 лет репрессий, в село Старая Тишанка Воронежской области стали съезжаться федоровцы — последователи религиозного движения, широко распространенного в 20-30-х годах на территории нынешнего центрального черноземного района России. Они съезжались из бывших мест ссылок, после долгих лет заключения в Соловецком концлагере, на Колыме, Воркуте, Северном Урале...

" В ХХ век Россия вступила с предчувствием апокалипсиса... В селах разрушались церкви, а по домам шли разговоры о власти антихриста. В это время в село Новый Лиман вернулся пропавший на германской войне крестьянин Федор Рыбалкин. "И пришел он по белому снегу, и под ногами его цветы распускались. А одежда его была — украинская свита из овечьей шерсти..." В его образе крестьяне увидели второе пришествие Христа, с тех пор они обрели твердь под ногами.

Так, посреди коммунистического эксперимента воронежские крестьяне устроили свой — религиозный. Все эти годы они не признавали советских законов, не вступали в колхозы, не ходили на выборы. На что государство отвечало им расстрелами, лагерями, ссылками.

Сейчас федоровцам удалось создать свое "духовное" государство в Старой Тишанке, свой Ватикан в степи. А община превратилась в монастырь, по законам которого и живут последние из последователей Федора Рыбалкина.

Евангелие от федоровцев

"Господи, что творилось, — вспоминает брат Александр, — первый день Пасхи, колокола радостно звенят, а рядом коммунисты с наганами в рельс колотят, на работу гонят".

На работу никто не вышел. Тогда приехавшее из района начальство и активисты местной партячейки согнали всех сельчан на площадь рядом с церковью и объявили: "Церковь мы закроем, а вы пишите заявления в колхоз". Никто не пошевельнулся.

Тогда из толпы выдернули отца брата Александра: "Ты бедняк, у тебя ничего нет, записывайся, мы трактора дадим". Тот согласился, но с одной оговоркой: по праздникам в церковь будет ходить.

"Местный коммунист Иващенко засунул в рот отцу дуло нагана, но не выстрелил, — говорит брат Александр, — а районный после собрания подошел и сказал: мол, "раб божий встал на камень, стой до конца". После этого случая в семье брата Александра решили податься в единственное место, где еще, как им казалось, Богу молились, — к федоровцам.

В то время, как гласит "Евангелие от федоровцев", Федор Рыбалкин начал свою последнюю службу, приуроченную к концу света, которая длилась три с половиной года. В феврале 1926 года, окончив службу, Федор накормил пять тысяч людей пятью хлебами и объявил, что миссия его подходит к концу.

На следующий день его забрали чекисты и босым погнали в уездный центр Богучар, где "испытали": обливали холодной водой, прижигали железом. Не добившись публичного отречения от веры, Федора Рыбалкина отправили на Соловки.

Потом, как сказано в "Атеистическом словаре", Федор Рыбалкин "умер по дороге на Соловецкие острова".

Но в "Евангелии от федоровцев" его жизнь еще продолжалась. "И доехали они до моря. И сказал он им: "Вы садитесь на пароход, а я поплыву на своей одежде". И раскинул на воде свиток и поплыл за ними, и плыли они 12 дней. Когда они приплыли, он встал на воде, как и на суше, и сказал им: "Видели дела мои, видели чудеса мои". И показался им как Христос и сказал: "Теперь опубликуйте в советской печати и во всей Вселенной". И стал невидим".

Но если земные страдания Федора на этом закончились, то для брата Александра и других последователей они только начинались. Всю свою жизнь они будут нести тот тяжкий жизненный крест, который подняли, не убоявшись, что Федор может быть лжепророком.

Родина (Вторая волна репрессий накатилась на федоровцев в 1929 году)

В одну ночь арестовали 36 федоровцев, среди которых было 12 "апостолов".

"Врывались, брали кормильцев, — говорит брат Александр, — а потом на телегах вывозили домашние вещи и зерно, семьи оставляли умирать".

Проходивший в Воронеже процесс был организован с размахом. Если верить областной газете "Коммуна", на митинги требующих расправы над федоровцами перед зданием суда собирались по нескольку тысяч человек. Фотографии тех лет засвидетельствовали и лозунги: "Монархистов-федоровцев расстрелять". Но суд неожиданно затянулся. Виной тому были "изуверские ответы на вопросы" подсудимых, которые без всяких причин "начинали юродствовать". И неожиданное выступление молодой девушки-защитницы, которая сказала: "Вы посмотрите на них, они же дремучие дикобразы. Советская власть учила нас просвещать народ, так нам их надо просвещать, а не расстреливать". Но это не помогло, 16 подсудимым была вынесена "высшая мера социальной защиты" — расстрел. По окончании процесса началась массовая высылка федоровцев.

Спастись удалось единицам, устроившимся в близлежащем Богучаре. Кто извозом занимался, кто одежду шил. При такой работе церковные праздники можно было тайком праздновать. Но длилось это недолго, последних федоровцев "подчистили" в 37-м, когда они не пришли голосовать за "сталинскую Конституцию".

А потом была война. Брату Александру как раз 18 лет исполнилось.

"Не служил я, — говорит брат Александр, — посадили, да и моя ли это Россия была. Антихрист же правил".

Но были среди федоровцев и те, кто ушел на фронт.

Родину федоровцы любят, только немного иначе, чем мы. В каждом доме висят репродукции с картины Васнецова "Три богатыря".

"Не подумайте, мы на них не молимся, — говорит брат Александр. — Это же образ Руси, ее заступников, собирателей, защитников веры".

Старики

"Проходите в дом, — приглашает брат Александр, — извините, что холодно, мы сейчас в летней пристройке живем, дом пустует..." У брата Александра есть и второй дом в Тишанке, большой, четырехкомнатный. Он тоже пустует. Брат Александр его для сына строил, но тот умер, а детей и жены у него не было.

Брат Александр живет с женой и дочерью. Их семья составляет своеобразную монашескую общину, и таких по Тишанке разбросано более десятка. В самом доме скромная, как и в любом другом, обстановка: кровати, стол, табуретки, иконы и репродукция "Трех богатырей". Никаких признаков цивилизации. Нет ни радио, ни телевизора, ни телефона.

— За происходящим в мире наблюдаете? — спрашиваем мы брата Александра.

— Наблюдаем. У меня в пристройке телевизор стоит, за новостями изредка следить надо. Одну газету на всю общину выписываем — вашу.

— Почему?

— Нравится, на Россию не как другая пресса смотрит.

В ответ на все вопросы о политике брат Александр лишь усмехается — то ли его это не волнует, то ли по старой лагерной привычке на провокации не поддается. И все же вечером, глядя на холодное, обещающее заморозки небо, не выдерживает и отзывается о новом президенте: "Понятное дело, что бывший чекист. Но мы за ним следим, он обещал свободу вероисповедания. Для нас это — главное".

Средний возраст федоровской общины давно перевалил за пятьдесят. Поэтому в двух домах у них созданы своеобразные приюты для стариков. Один из таких домов расположен на улице 50-летия комсомола.

— Не только мы стареем, но и комсомольцы, — шутит брат Александр, — а вот и Люда бежит, она у нас за всеми приглядывает.

В небольших комнатах, где живут старики, не пахнет старостью, все выбелено, под иконками горят лампадки, пахнет ладаном.

— Спасибо, соколики, что навестили, — приподнимается на кровати сестра Таисия, — правда, у нас благодатно? И везде сейчас тихо и спокойно. Это раньше комсомольцы нам в окна камни бросали, а теперь умирать благостно.

Самой старшей в общине федоровцев сестре Пелагее 96 лет, а тем, кому за 80, — больше десятка.

— Мало нас, половина из тех, кто тридцать лет назад пришел сюда. Остальные уже на погосте, — говорит брат Александр. — Когда-то мы за детьми ухаживали. В этих самых домах у нас детсады были. Теперь все по-другому.

Памятником тому времени на дворе ржавеет чудом сохранившийся последний детский трехколесный велосипед... Иллюзию движения создает лишь петух Петька, по-хозяйски наматывающий круги по двору.

— Мало у нас молодежи осталось, раньше мы ездили наниматься на работу пятью-шестью бригадами, — вспоминает брат Александр.

— Так и живем, — говорит он, — между "Родиной" и "Гигантом", колхозы у нас так называются. То туда по договору устроимся, то туда.

Перед сном вся семья брата Александра долго молится.

— За сына молилась, — оглядываясь, нет ли близко мужа — брата Александра, — говорит сестра Галина. И вдруг проговаривается:

— Жалко, что у сына детей не осталось.

Молодежь

На прошлой неделе сестра Татьяна провинилась. Мама ее ночью застукала за чтением Лермонтова. Девушка зачиталась "Героем нашего времени". "Был грех, — признается сестра Татьяна, — на чтение больше времени ушло, чем на молитвы".

Тех, кому нет тридцати, у федоровцев всего семь человек: два брата и пять сестер. Все девушки, кроме сестры Людмилы, работают в свекловодческой бригаде. У братьев своя бригада — строительная. Это наследственная профессия — большинство домов в Тишанке построили федоровцы. Но работа есть только летом, зимой молодые братья исследуют историю федоровского движения. Были во всех воронежских архивах, а вот в московский архив КГБ их не пустили. Самой большой неудачей своих архивных поисков они считают то, что до сих пор не нашли дело Федора Рыбалкина.

Ненамного больше дала и своеобразная экспедиция по поиску единоверцев в Богучарский район, на историческую родину движения.

"Нашли одну старушку, — рассказывает брат Евгений, — да только спросили у нее за Федора, она как оглашенная закричала, что мы ее сажать пришли, и огородами от нас убежала... Видимо, мы одни остались".

Итогом этой скорбной экспедиции была чудесная находка полуобвалившегося колодца, где, по преданию, Федор людей крестил.

Если старшее поколение, попадая в тюрьмы и лагеря, все же вело "светский" образ жизни, то младшее — только монастырский. Ни у кого из молодых нет среднего образования, посоветовавшись с родителями, оставили школу. Разговаривать с ними еще труднее, чем со старшими. Задаешь вроде бы простой вопрос:

— Свободное время как проводите? Музыку слушаете?

В ответ брат Евгений непонимающе поднимает глаза:

— Но если она на улице слышна, не буду же я уши затыкать.

А девушки хором отвечают:

— Времени свободного нет. Работа, потом шьем, псалмы поем, иначе плотские соблазны одолеют.

О будущем в федоровской общине не думают, по их мнению, все предвестия близкого конца света уже сбылись, осталось дождаться срока.

— А как ты видишь свою жизнь дальше? Дети, муж? — спрашиваем мы сестру Татьяну.

Все семь пар глаз смотрят на нас с удивлением.

— Зачем же. Год-два, и все мы оденем белые одежды. Мы этой жизнью должны заслужить вечность, — отвечает, не поднимая глаз, самая младшая из федоровцев — 17-летняя Татьяна.

А рядом одобрительно кивает 73-летний брат Александр.

После посещения федоровцев...

После посещения федоровцев на душе долго оставался тяжелый осадок, причин для которого вроде бы не было. Через несколько дней мы поняли, в чем дело. В федоровской общине нет свободы. Свободы выбора. За молодых выбор сделали старики. И федоровцам ненадолго суждено пережить породивший их коммунистический режим. Закрытые общества обречены на смерть. Политическую, духовную или физическую.

P.S. В 1983 году в федоровской общине родился последний ребенок.

Роман Жолудь, Богдан Степовой. Ватикан в степи. Между "Родиной" и "Гигантом" завершается русский религиозный эксперимент. Газета "Новая газета". Москва, № 52, 02.10.2000)