"Многим кажется: если нет приговора, то нет и преступников. Выходит, если есть приговор, то и преступник есть, и преступление раскрыто. Есть приговор по академику Вавилову, есть приговор по Шаламову — их преступления были раскрыты. А по Дзержинскому и Сталину приговоров нет. Значит, их преступления не раскрыты."
( Минкин Александр. 2014 )
В истории Соловков были два трагических периода, когда братию Соловецкого монастыря подвергали избиению и физическому уничтожению. Первый период связан с Соловецким восстанием 1667-1676 гг. ("Соловецкое сидение") - 8 летнним восстанием соловецких монахов против церковной реформы. Участники - монахи, не принявшие церковной реформы патриарха Никона, крестьяне, посадские люди, беглые стрельцы и солдаты, а также сподвижники Степана Разина. Карательная армия, посланная царем и насчитывавшая более тысячи человек, овладела монастырем в результате измены одного из защитников монастыря (Чумичева О.В., "Соловецкое восстание 1667-1676 гг." Новосибирск: Издательство СО РАН, Научно-издательский центр ОИГГМ, 1998. 196 с. Тир. 500 экз. ).
"Обжитое наперекор суровой природе место, которым столетия гордилась и духовно питалась Россия в XX веке, было поругано, осквернено и разрушено. После переворота 1917 г. большевиками были разорены, разграблены и закрыты почти все славные монастыри России. Самая горькая участь постигла Соловецкий монастырь: переданный НКВД, он превратился в “СЛОН” – “Соловецкий Лагерь Особого Назначения”, в один из островов “Архипелага ГУЛАГ” ( Иван Владимиров. Распевы Соловецкого монастыря. "Посев". №3. 2001 ).
Владимир Ленин товарищу Молотову для членов Политбюро
"Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления: Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом... Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать..." (Владимир Ленин. Строго секретно. Просьба ни в коем случае копии не снимать... 19 марта 1922 г.)
"Были попытки подвести итоги. Нужно ли это дЪлать теперь? ВЪроятно и в будущем никогда не раскроется вполнЪ та темная завЪса, которая скрывает от нас закулисныя стороны кровавой полосы русской жизни за послЪднія пять лЪт. Исторія будет всегда стоять до нЪкоторой степени перед закрытыми дверями в царство статистики "краснаго террора". Имена и число его жертв мы не узнаем. Разсказывают, что матросы нынЪ нерЪдко вылавливают, при рыбной ловлЪ, трупы соловецких монахов, связанные друг с другом у кисти рук проволкой... " (Мельгунов С. Красный террор в Россіи. 1918 – 1923. Изд. 2-е, дополненное. Берлин. 1924)
"Как только комиссия от ГПУ явилась в Соловецкий монастырь для организации в нем "дома заключения", она потребовала списки всех монахов: последние всеми правдами и неправдами до последнего дня из родного им монастыря не уходили, перенося все ужасы и издевательства беспрерывно сменяющихся "аграрных" властей. ГПУ сразу же уничтожило этот "рассадник опиума для народа", как называют коммунисты религию. Настоятель обители и наиболее видные лица из соловецкого духовенства были расстреляны в монастырском Кремле, остальных монахов чекисты послали на принудительные работы в тюрьмы центральной России, Донецкого бассейна и Сибири и лишь небольшой процент братии (около 30 человек), с разрешения ГПУ, остались на Соловках. Разумеется, это нельзя рассматривать, как акт гуманности ГПУ: последнее просто нуждалось в "спецах" (рыбаках, плотниках, сапожниках и пр.). Эти 30 монахов на жизнь свою в превращенном в тюрьму монастыре смотрели и смотрят как на продолжение своего подвига, служения Богу. Считаются они "вольнонаемными", работают с утра до ночи, получая за свой каторжный труд жалованье в размере не свыше 10 рублей (около 5 долларов) в месяц, то есть, медленно умирая с голоду." ( А.Клингер. Соловецкая каторга. Записки бежавшего. Кн. "Архив русских революций". Изд-во Г.В.Гессена. XIX. Берлин. 1928.)
"О, мастера по разорению цветущей земли! Чтобы так быстро - за год, за два - привести образцовое монастырское хозяйство в полный и необратимый упадок! Как же это удалось? Грабили и вывозили? Или доконали всё на месте? И тысячи имея незанятых рук - ничего не уметь добыть из земли!
Однако обилие ценностей, сосредоточенных в монастыре, особенно в ризнице, смущало кого-то из прибывших руководителей и направителей: вместо того, чтобы перейти в трудовые (их) руки, ценности лежали мёртвым религиозным грузом. И тогда в некотором противоречии с уголовным кодексом, но в верном соответствии с общим духом экспроприации нетрудового имущества, монастырь был подожжен (25 мая 1923 года) - повреждены были постройки, исчезло много ценностей из ризницы, а главное - сгорели все книги учёта, и нельзя было определить, как много и чего именно пропало...
Не проводя даже никакого следствия, что подскажет нам революционное правосознание (нюх)? - кто может быть виноват в поджоге монастырского добра, если не чёрная монашеская свора? Так выбросить её на материк, а на Соловецких островах сосредоточить Северные Лагеря Особого Назначения! Восьмидесятилетние и даже столетние монахи умоляли с колен оставить их умереть на "святой земле", но с пролетарской непреклонностью вышибли их всех, кроме самых необходимых: артели рыбаков (Их убрали с Соловков лишь около 1930 г. - и с тех пор прекратились уловы: никто больше не мог той селёдки в море найти, как будто она совсем исчезла.), да специалистов по скоту на Муксалме; да отца Мефодия, засольщика капусты; да отца Самсона, литейщика; да других подобных полезных отцов.
Им отвели особый от лагеря уголок Кремля со своим выходом - Сельдяными воротами. Их назвали трудовой коммуной, но в снисхождение к их полной одурманенности оставили им для молитв Онуфриевскую церковь на кладбище.
Утих колокольный звон, погасли лампады и свечные столпы, не звучали больше литургии и всенощные, не бормотался круглосуточный псалтырь, порушились иконостасы... зато отважные чекисты в сверхдолгополых, до самых пят, шинелях, с особо-отличительными соловецкими чёрными обшлагами и петлицами и чёрными околышами фуражек без звёзд, приехали в июне 1923 года созидать образцово-строгий лагерь, гордость рабоче-крестьянской Республики.
Что значит особое назначение еще не было сформулировано и разработано в инструкциях. Но начальнику соловецкого лагеря Эйхмансу, разумеется, объяснили на Лубянке устно. А он, приехав на остров, объяснил своим близким помощникам. (А.Солженицын Архипелаг Гулаг ).
Пожар начался в ночь на 26 мая 1923 года и произвел в Соловецком Кремле невосполнимые разрушения. Огонь бушевал трое суток. Пожар уничтожил большую часть кремлевских построек: сгорела трапезная палата с часовой башней, шатер колокольни и деревянные балки, на которых висели колокола: сами колокола упали. Некоторые расплавились и спеклись бесформенными слитками. Большой колокол треснул насквозь.
В течение многих лет коммунисты распространяли ложь о том, что поджо совершили "контрреволюционные монахи". Однако последующие события в церковной России - расстрелы священников, уничтожение, поругание и ограбление храмов большевиками, ясно указывает на поджигателей. Но позднее появился и свидетель их преступления.
А.Клингер, заключенный, бывший в то время на Соловках, прямо называет имя поджигателя. Клингеру чудом удалось совершить побег из Соловецкого плена, и уйти на Запад. Имя поджигателя Соловецкого монастыря - Александровский, коммунист из рабочих, назначенный Комиссариатом Земледелия заведующим Соловецкого хозяйства.
А.Клингер пишет: "Администрация крала, что хотела и сколько хотела... Александровский вывозил из монастыря лес, рыбу, старые запасы монастырских продуктов, машины, церковную утварь, предметы старины, руководствуясь... принципом коммунистической власти — "грабь награбленное".
Когда, по совершенно неизвестной причине, вспыхнул пожар, Александровский с ближайшими помощниками стал прежде всего спасать никому не нужную рухлядь — мешки, старые сани , дрова. Канцелярия с книгами и документами "образ-цового хозяйства" была брошена на произвол судьбы, вся отчетность сгорела. Нет никаких сомнений в том, что монастырь был подожжен самим же Александровским, дабы скрыть свои должностные преступления, подлоги в книгах и бесконтрольный грабеж. В то время еще не изгнанные монахи умоляли разрешить им принять участие в тушении пожара — Александровский силой разогнал монахов... Сгорела значительно разворованная уже библиотека монастыря неоценимого исторического значения, сгорели все деревянные постройки, выгорели внутренние помещения церквей и монашеских келий".
Такой пожар вызвал подозрения даже у ГПУ. Было следствие для установления причин пожара, который почему-то прежде всего уничтожил канцелярию Александровского. "Следственная комиссия (в составе начальника архангельского губернского ГПУ Отулитова и помощника прокурора того же ГПУ Абрамовского) не нашла состава, преступления в том, что насквозь было пропитано преступностью!" (А. Клингер "Соловецкая каторга. Записки бежавшего". Берлин. 1928.)
"Соловецкий монастырь владел не только большими богатствами, но и ценными редкостями: драгоценными старинными ковчегами, крестами, иконами, митрами, облачениями. Были ризы с оплечьями из жемчуга и драгоценных камней. Особая редкость — риза белого полотна с оплечием из шелковой материи, данная преосвященным Ионою архиепископом Новгородским преподобному Зосиме при поставлении его игуменом; в ней он священнодействовал; в день празднования этому угоднику (17 апреля) облачаются в нее все Соловецкие настоятели. Риза св. Филиппа ... с черным, шитым золотом оплечием. Сабля Пожарского. Серебряная кружка Соловецкого старца Стефана, бывшего казанского царя Симеона Бекбулатовича. Небольшой зазвонный каменный колокол, сделанный при преподобном Зосиме. А также много ценных книг" (Анна Гиппиус в очерке о Соловецких островах).
Грабеж монастыря начался практически сразу после Октябрьской трагедии 1917 года. Валентин Пикуль в романе "Из тупика" рассказывает о том, как из монастырского дока забирали корабли:
" Соловецкие монахи чуть не спятили, когда в бухту Благополучия, под самые стены обители, подплыли красные партизаны и потребовали сорок лучших номеров в Преображенской гостинице. Остановились с шиком, как богатые богомольцы. Служки им хлеба напекли, квасов наварили. В доке как раз стоял архангельский буксир на ремонте (ему отцы слесаря трубки в котлах меняли), этот буксир дядя Вася реквизировал для партизанских нужд.
— Не шуметь! — сказал. — Расписку пишу по всей грамотности генералу Миллеру, чтобы он знал: вы этот буксир по шалманам не пропили, а передали революции самым честным образом...
Глубокой ночью, таясь своих товарищей, дядя Вася проник до Троицких святынь и затеплил восемьдесят четыре свечки (как раз по числу своих партизан) перед мощами святых соловецких угодников Зосимы и Савватия. Здесь им неплохо жилось, в этой удобной гостинице на берегу бухты Благополучия, только опасливо было: как бы англичане ненароком сюда не заскочили. И на всякий случай, чтобы судьбу не испытывать, приладили на буксир свои шняки и потянулись прямо в Онегу.
Дядя Вася глянул еще раз на золоченые купола обители и покрестил себя меленько.
— Слава-то хосподи, — сказал. — Уж на старости лет сподобился святых угодников отблагодарить. Не будь в партизанах — шиш бы повидал: много денег надо, чтобы до Соловков добраться..."
Ограбить оказалось проще и дешевле.
Неудовлетворенность Политбюро ЦК РКП(б) темпами кампании "изъятия" церковных ценностей подстегнула чекистов к открытому и бесзастенчивому грабежу. "... изъятие ценностей Соловецкого монастыря планировалось первоначально поручить Архангельскому Губисполкому и направить экспедицию только с началом навигации. Но когда выяснилось, что Соловки имеют постоянное сообщение с г.Кемь и Картрудкоммуной, власти забеспокоились возможной утечкой драгоценностей через этот путь. А.Г.Белобородов запросил И.С.Уншлихта о возможности не откладывать изъятие и отправить уже в апреле экспедицию на Соловки по этому пути. ГПУ предложило установить секретное наблюдение за г.Кемью, чтобы предотвратить вывоз ценностей " ( Кривова Н.А. "Международный исторический журнал", №3, 1999. Цитируется ГАРФ. Ф.1235. Оп.2. Д.45. Л.53.)
Грабеж монастыря "узаконили" в 1923 году: при организации Соловецкого концлагеря постановлением СНК от 13.10.1923 (протокол № 15) все "угодья, здания, живой и мертвый ивентарь" бывшего Соловецкого монастыря переданы безвозмездно ОГПУ".
Советский карцер в келии святого Елиазара
"В феврале привезли с Троицкой заболевшего сыпным тифом православного епископа очень преклонных лет. Сыпнотифозный барак был переполнен, и его положили на добавочную койку, которую вплотную приставили к одному из южных окон бывшего Голгофского храма. Он долго находился без сознания, но однажды, благополучно пережив кризис, пришёл в себя и молча озирался. Когда мать Вероника подошла к нему, он спросил: "Ведь это голгофская больница?", — и на её утвердительный ответ спросил ещё: "А где же Голгофский храм?" Мать Вероника сказала: "Вы в нём сейчас находитесь: в нём давно уже инфекционный барак". Епископ внимательно оглядывал грязные голые стены палаты.
— А ведь я служил здесь когда-то, — сказал он, — в день двухсотлетия анзерского чуда, 18 июня 1912 года. Великое торжество здесь было тогда. Со всех концов России съехались епископы, тысячи богомольцев. Храм сиял огнями. После Литургии был крестный ход к церковке, что на месте явления Пресвятой Богородицы. Не знаю, цела ли она теперь?
— Цела, только там теперь карцер, как и в келии преподобного Елиазара.
"Однако коренное уничтожение религии в этой стране, все 20-е и 30-е годы бывшее одной из важных целей ГПУ-НКВД, могло быть достигнуто только массовыми посадками самих верующих православных. Интенсивно изымались, сажались и ссылались монахи и монашенки, так зачернявшие прежнюю русскую жизнь. Арестовывали и судили церковные активы. Круги всё расширялись - и вот уже гребли просто верующих мирян, старых людей, особенно женщин, которые верили упорнее и которых теперь на пересылках и в лагерях на долгие годы тоже прозвали монашками.
Правда, считалось, что арестовывают и судят их будто бы не за самую веру, но за высказывание своих убеждений вслух и за воспитание в этом духе детей. Как написала Таня Ходкевич:
"Молиться можешь ты свободно,
Но... так, чтоб слышал Бог один."
(За это стихотворение она получила десять лет.) Человек, верующий, что он обладает духовной истиной, должен скрывать её от... своих детей!! Религиозное воспитание детей стало в 20-е годы квалифицироваться как 58-10, то есть, контрреволюционная агитация! Правда, на суде еще давали возможность отречься от религии. Нечасто, но бывало так, что отец отрекался и оставался растить детей, а мать семейства шла на Соловки (все эти десятилетия женщины проявляли в вере большую стойкость). Всем религиозным давали десятку, высший тогда срок.( А.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ. Т.1. Глава 2. История нашей канализации ).
Поделиться в социальных сетях