Книга 10. Соловецкие лагерь и тюрьма особого назначения (СЛОН/СТОН)

Глава 4. Атрибуты концлагеря: так называемое "здравоохранение"

"Здравоохранение" в Соловецком концентрационном лагере

"Какая глупая идея проводить вакцинацию среди них. В этом смысле, мы должны отстранить наших юристов и гигиенистов. Никакой вакцинации для русских, и никакого им мыла, чтобы снимать с них грязь."
( Адольф Гитлер,
преступник. Берлин, 1941-44. )

Медицинская помощь в Соловецком концентрационном лагере: лазарет, медбратья, врачи...

 

 

 

О медобслуживании в первые годы существования Соловецкого лагеря особого назначения (1923-1926)

Олицкая Екатерина "Чем дольше я жила в Савватии, тем больше убеждалась, что так жить дальше коллектив не может... В Савватьевский скит я попала в начале сентября. Проходила осень. Близилась зима. Близилось закрытие навигации. В числе заключенных было несколько человек тяжелобольных. И прошлую зиму коллектив перенес тяжело. Появилась цинга. Особенно быстро поддались ей сибиряки и дальневосточники. Им тяжело давался сырой соловецкий климат. У них распухали ноги, товарищи на руках выносили их на воздух. С прошлого года здоровье людей ухудшилось. Завхозы изыскивали все возможности подкармливать больных за счет здоровых. Это приводило к тому, что больные продолжали жить, а здоровье здоровых изнурялось и число больных росло. Ни свежего мяса, ни овощей, ни молока на Соловках не было. Картошка считалась деликатесом. Когда она входила в меню, десять-двенадцать человек чистили ее часами. Клубни едва превышали голубиные яички, а готовили обед на 250 с лишним человек. С медикаментами тоже было из рук вон плохо. Без конца подавались начальству заявления о вывозе больных на материк. Ответа не поступало. Особенно тяжело было одной заключенной с больным сердцем. Кронид-Белкин, заключенный врач, опасался за ее жизнь. Днями и ночами по очереди дежурили мы у ее койки. Неделями жила она на камфоре, а запас камфоры подходил к концу."(Олицкая Екатерина. Мои воспоминания. Ч.1. Гл.1-6. Изд-во «Посев», Франкфурт-на-Майне. ФРГ. 1971)

Врач в Соловецкой больнице

Через соловецкие лагерь и тюрьму особого назначения прошло более 300 тысяч заключенных. Сколько умерло от болезней, замучено и расстреляно - никто не знает, и не стремится знать. Среди них были врачи, которые гибли... "...в Отдeлe Труда меня окружили знакомыя лица: тут были и... нeсколько морских офицеров, с которыми я плавал в Черном морe. "Не имeй 100 рублей, а имeй 100 друзей, - шутливо сказал Серж, сердечно пожимая мнe руку. - Мы тут уже обдумали твою карьеру. Насчет врачебнаго дeла - а ну его к чорту, сгнiешь там... Ты стрeлковое дeло понимаешь?" - вспомина бывший морской офицер Борис Солоневич, знавший медицинское дело.

Медицина на Соловках
"Медицина" на Соловках строго выполняла наказ народа...

Три кубика в вену и ты заснешь...

"Я пришел в редакцию рассказать о Соловках, потому что являюсь, наверное, одним из последних, кто был в том лагере. А не сегодня - завтра я умру", - сказал 91-летний Павел Константинович. Что же нам теперь делать - замерзать? А так - три "кубика" в вену, и засыпаешь. Мне этот способ рассказала врач в соловецкой больнице. Там были фельдшеры, "специализировавшиеся" на этом деле... (Павел Монаков. Из интервью. Цит. по ст. Ирина Голотюк. В больнице Соловецкого лагеря были специальные фельдшеры, помогавшие уйти из жизни: три "кубика" в вену. Газета "Факты". Киев, 18.09.2001)

Алкоголик с психической деградацией

"Доктор В.И.Яхонтов, бывший заключенный (за аборт, окончившийся смертью), после отбытия срока остался вольнонаемным. Он представлял собою хронического алкоголика с глубокой психической деградацией." (Профессор И.С. Большевизм в свете психопатологии. Журнал "Возрождение". №9. Париж. 1949. Цит. по публ. Бориса Камова. Ж. "Шпион", 1993. Вып.1. Москва, 1993. С.81-89)

Врачи в арестантской одежде

Вывеска на медицинском бараке
Вывеска на медицинском бараке. Фото И.Антипенкова.

Другие фотографии автора.

"Занимаясь в свое время историей колымско-чукотских и соловецких лагерей, я пытался найти в них "следы здравоохранения". Они разбросаны по многим книгам воспоминаний. Какого-то одного локального труда на эту тему не существует, хотя лагерная медицина была довольно развитой научной и практической отраслью. В "Ленинке" компьютер высветил одну-единственную диссертацию, посвященную медицине в Соликамском послевоенном лагере.

Медики сами были зэками и не всегда могли противостоять произволу сатрапов в погонах. Бывший узник Соловков Б.Сагайдак вспоминает: "Дважды камера лишалась на месяц прогулок за проявление недовольства хлебом с большим количеством песка в нем и отказ от "баланды", в которой плавали в большом количестве белые черви. Черви были собраны в спичечную коробку и переданы надзирателю. Появился начальник тюрьмы с врачом. Врач заявил, что черви абсолютно безвредны для человека и наши претензии вызваны злобой против Соловецкой власти".

Тему эту я, казалось, окончательно закрыл для себя другие трагические события напирают на жизнь современного человека. Да и о медиках Соловков я уже писал в "МГ". Однако, словно нарочно, в юбилей закрытия тюрьмы на архипелаге мне попались затертые листы рукописи воспоминаний бывшего соловецкого узника Бориса Львовича Оликера, хирурга. Его арестовали, когда он был заместителем наркома здравоохранения Белоруссии. 20 лет тюрем, лагерей, ссылок! Но Оликер выжил. Скончался в 1978 году в 77-летнем возрасте. К сожалению, мне о нем больше ничего неизвестно. Предлагаю читателям его воспоминания о нравах Соловецкой тюрьмы." (Владимир Христофоров. Соловки. Черный юбилей. "Медицинская газета", Москва, 21.05.1999)

Борис Оликер о врачах в Соловецкой тюрьме: жить, не поднимая головы

Медицинскую помощь оказывал простой стрелок, который приносил порошки. Получающий порошок подставлял свой рот перед открытой в двери форточкой, и "лекарь" сыпал ему в рот порошок, не давая в руки бумажную обертку.

Запрещалось ложиться с момента подъема до отбоя, то есть 16 часов. Все 16 часов надо сидеть без права не только ложиться, но и сколько-нибудь наклоняться вперед. Тело должно быть в строго вертикальном положении. Через 1-2 месяца у всех стали отекать ноги.

...Я забылся однажды, наклонился вперед и положил ногу за ногу. Тут же был составлен акт, и я был лишен переписки на 6 месяцев.

Но и настоящая ночь не несет заключенному много радости... Дежурный все время должен видеть лицо спящего. Стоило кому-нибудь натянуть одеяло выше плеч, как всех заключенных поднимали, начинались крики, ругань. Кончалось наказанием одного из нас. Чтобы не попасть в число виновных, заключенные, несмотря на низкую температуру, укрывались лишь по пояс, но не могли уснуть из-за холода.

Летом, в жару, мучения еще больше усиливались. Один из нашей шестерки московский студент был наказан пятью сутками карцера. Дело в том, что, несмотря на жару, снимать рубашку, вытаскивать ее из штанов, засучивать рукава строго запрещалось. А этому студенту как раз попалось белье из брезентовой фланели. Лежа в кровати, москвич пошел на риск -задыхаясь от жары, снял под одеялом кальсоны. Когда он уснул, голое колено вылезло из-под одеяла... Вся камера была поднята на ноги. Виновный отправлен на пять суток в карцер.

Площадка, где происходила прогулка, тщательно проверялась, песок граблями разравнивался. Строго было запрещено кашлять во время прогулок опасались, что кашлем можно передать сигнал в соседний загон... А как тяжело было сдержать себя и не поднять голову, когда над тобой летел самолет! Поднимать голову было строго-настрого запрещено. Сколько раз лишали прогулки на много недель за то, что кто-нибудь не мог сдержать себя и тихо-тихо кашлял...

Постепенно я забыл, что есть другой мир, что я имел врачебную специальность, почти забыл свою фамилию, т.к. в тюрьме мы были по номерам.

... У всех одно желание в лагерь! Какое это было бы счастье". (Владимир Христофоров. Соловки. Черный юбилей. "Медицинская газета", Москва, 21.05.1999)

Поделиться в социальных сетях

Врач-каторжанин о коллегах - врачах, бывших соловецких каторжанах

"Главой медицины на 5-м лагпункте являлся Александр Максимович Соловьев, старый каторжник, сидевший еще на Соловках. Лет ему было за пятьдесят. Срок его кончался через два месяца, а отсидел он лет тринадцать. На воле был ветеринаром и жокеем, а в лагере уже много лет лечил людей, и не без успеха. Это был худощавый, быстрый и энергичный человек в очках, с щеточкой английских усов. Внешняя интеллигентность и изысканность речи сочеталась в нем с грубостью, хамством и ужасающей "феней". К больным относился по-разному: к одним — хорошо, к другим — с палкой. Чувствовалось, что, пройдя тринадцатилетний ад, человек находился уже на пределе сил. Он много рассказывал о Соловках. Волосы вставали дыбом от этих рассказов. В них трудно было поверить, и только вот теперь стали выплывать ужасающие подробности. Не врал он, значит." (Александровский Вадим. "Записки лагерного врача". Библиотека журнала "Воля", выпуск № 2. Изд-во "Возвращение", Москва, 1996.)

Я прихожу только к мертвым...

"Потом мне рассказали, что этот врач заявил в общей камере, куда его вызвали к заключенному, который второй день лежал в бреду: "Помните, я прихожу только к мертвым и параличным. Зря меня не вызывать". Но, может быть, и в самом деле было бы большей нелепостью, если бы в то время, когда следователь готовил Соловки или расстрел, врачи залечивали что-то и поддерживали нашу обреченную жизнь". (Чернавина Татьяна. Побег из ГУЛАГа. Москва. Классика плюс, 191 с. 1996)

Сифилис в Соловках

"Чекисты и шпана заражают женщин сифилисом и другими венерическими заболеваниями. Как широко распространены на Соловках эти болезни, можно судить по следующему факту. До недавнего времени больные сифилисом располагались на Поповом острове в специальном бараке № 8. В связи с последующим ростом заболеваемости барак № 8 не мог уже вмещать всех пациентов. Еще до моего побега администрация "разрешила" данную проблему, разместив их в других бараках со здоровыми людьми. Естественно, это привело к быстрому увеличению числа зараженных." (Мальсагов Созерко. Адские острова: Сов. тюрьма на дальнем Севере: Пер. с англ. - Алма-Ата: Алма-ат. фил. агентства печати "НБ-Пресс", 127 с. 1991)

Люэс припечатал их лица каиновой печатью...

"Красноголовый надзиратель разламывает челюсть в зевоте. На столике телефон. Звонит невпопад и зря. На стенах портреты Ленина и Дзержинского...

В избах люди на койках отдыхают от дневной сутолоки. Люэс припечатал их лица каиновой печатью. Люди лежат, хлебают из котелков кипяток, матерщинят и поплевывают со всевозможными выкрутасами. Нищие сумрачны и деловиты, сорокадевятники разбиты и самодовольны.

- Какой у меня может быть сифилис, все это сплошное недоразумение. Никаких папул не было, а так от простуды.
Язвенный нищий посылает оратора к изумительно ходкой матери. Другой нищий скулящим, протяжным, профессиональным клянчем выпрашивает конверт. На улице надзиратель вычеканивает рапорт начальнику: "На командировке Троицкой тони... вольнонаемных двое, заключенных 137, из них… чеканит надзиратель." (Цвибельфиш. На острове на Анзере. Журнал "Соловецкие острова", №7, 07.1926. С.3-9).

Поделиться в социальных сетях

Три категории здоровья соловецких з/ков

Чернавин Владимир, профессор и соловецкий зэк

В 1931 и 1932 годах заключенных Соловецкого лагеря особого назначения "...разбивали на три категории по состоянию здоровья (эта система менялась в лагере несколько раз). Первая категория — годен для физических работ. Третья — для физических работ не годен. Одно время существовала еще категория, к которой причислялись те, кто не мог самостоятельно передвигаться. В соответствии с этим первую категорию используют на лесозаготовках, сплаве леса, для дорожных и земляных работ, на погрузочно-разгрузочных операциях, как морских ловцов на рыбных промыслах и пр. Вторую категорию фактически используют на тех же операциях, хотя при этом полагается давать более легкие работы. Третья категория работает в качестве сторожей, уборщиков, канцеляристов и пр. К третьей категории относятся также и те заключенные, которые по болезненному состоянию и старческой дряхлости ни к какой работе не способны. Их отправляют умирать на инвалидные командировки. В лагерь иногда заключенные поступают из тюрем уже в таком состоянии, что не только не могут ходить, но и сидеть...

Как правило, все заключенные, зачисленные в первую категорию, идут на физические работы, исключение делается только для тех специалистов, в которых ГПУ в это время нуждается. Такие специалисты, по особым требованиям на них, направляются на работы, независимо от категории трудоспособности. Однако они находятся под постоянной угрозой быть отправленными на "общие работы" в случае, если их специальность будет признана ГПУ ненужной, в случае нехватки рабочих рук или в наказание за какую-нибудь оплошность или неповиновение. Лиц, имеющих образование и зачисленных во вторую и особенно в третью категорию, обычно направляют на работу в многочисленные канцелярии при Управлении лагерей на должности канцеляристов, счетоводов, статистов и т. д. Исключение составляют священники: по особой инструкции ГПУ их отправляют только на тяжелые физические работы, а в случае полной дряхлости назначают ночными сторожами. Трудно бывает устраиваться и ученым-гуманитариям - историкам, музееведам, литераторам, так как в их специальности ГПУ не нуждается. Медицинское освидетельствование производится врачами заключенными при строгом наблюдении чинов ГПУ. Протокол освидетельствования подписывается заключенным-врачом и гепеустом.

Врачам заранее определяется, какой процент они могут признать негодными для работ. Врачи, сами заключенные, ослушаться не смеют, и приходится им заведомо больных зачислять в первую категорию. Нет сомнения, что в том состоянии, в котором люди поступают после тюрьмы и этапа, нормальная врачебная комиссия не нашла бы ни одного здорового человека, годного для тяжелых физических работ. Но особенно печально положение врачей и их пациентов, когда ГПУ не хватает рабочих рук. Так было летом и осенью 1931 года, когда была начата постройка Беломорско-Балтийского канала. Работы велись в ужасающих условиях: в болотах, в лесу, без жилья, в очень плохой одежде. В таких же условиях работал и огромный Свирский лагерь, снабжающий дровами Москву и Петербург. Убыль рабочих, посланных туда, была огромная. Для покрытия этой убыли было назначено переосвидетельствование второй и третьей категорий, при этом всех моложе пятидесяти лет, если у них были руки и ноги, перечислили в первую категорию и отправили рыть канал. Первую категорию никогда не переосвидетельствуют, и, раз попав в нее, заключенный остается там, пока не свалится с ног." (Чернавин Владимир. Записки "вредителя" В кн.: Владимир и Татьяна Чернавины. Записки "вредителя". Побег из ГУЛАГа. - СПб.: Канон, 1999. - С. 6-328.)

Зэки-врачи становились сотрудниками НКВД и начальниками санчастей лагерей

"Мы ждали приезда начальника санотдела Ухтижемлага, который должен был отобрать для своих лагерей нужных ему специалистов... Начальник санотдела Викторов оказался врачом лет сорока. Его с группой специалистов перевели в 1922 году с Соловков, где он отбывал срок, и теперь он был уже вольнонаемным сотрудником НКВД. Он прекрасно понимал состояние лагерников-новичков, был любезен и вообще произвел на нас хорошее впечатление.

От него я узнал, что в Чибью есть рентгенкабинет, что рентгенолог скоро освободится, а замены нет, что выписан еще один рентгенаппарат для строящейся больницы. Я понадоблюсь там и как рентгенолог, и как врач общего профиля. Но нужно меня избавить от дальнейшего этапирования в Воркуту — на тысячу километров севернее. Через три дня мне объявили, что меня оставляют в Ухтижемлаге и направляют на лагпункт номер семь..." (Каминский Яков. "Минувшее проходит предо мною…" Избранное из личного архива. Лит. запись Г.Л. Малиновой. - Одесса: Аспект, 1995. - 162 с.: портр., ил.)

Поделиться в социальных сетях