Узник Соловков академик Александр Баев

"Вопрос о моральной ответственности в более острой форме возник позже, в тюремной келье Соловецкого монастыря после моего ареста в 1937 году. И там, за решеткой был найден ответ. Я пришел к мысли, что мое поведение в 30-е годы по-человечески было понятно, но в моральном смысле непростительно. Я тюрьму заслужил, но вовсе не потому, что будто бы принадлежал к организации молодых бухаринцев, за что меня судила Военная коллегия Верховного суда в Лефортове в 1937 году, а за нарушение законов морали - примирение со злом". (Ак. Александр Баев)

Биохимикам в Соловках самое место...

Баев Александр Александрович (10.01.1904 - 31.12.1994). Биохимик, специалист по молекулярной биологии. Чл.-корр. АН СССР с 1968, академик с 1970. Ученый секретарь Института биохимии им. А.Н.Баха. Арестован в Москве 30 апреля 1937 по делу о “террористической организации молодых бухаринцев”. Этапирован в Казань, где в 1932 г. участвовал в семинаре по методологии биологии профессора В.Н.Слепкова - брата известного “бухаринца”. Осужден в Москве (Лефортов) 19 сентября 1937. Приговорен ВКВС к 10 годам заключения, плюс пять лет поражения в правах. Из Бутырской тюрьмы, через Владимирский централ и Кемь этапирован в Соловецкую тюрьму. 10 месяцев в общей камере на острове Большая Муксолма, затем камера N 79 в Кремле. Летом 1939 Баева, как и других узников Соловецкой тюрьмы, выпустили из камер и стали водить на работу, продолжавшуюся несколько недель. Работал на кладбище, раскапывая могилы монахов, и на подготовке взлетно-посадочной полосы. При ликвидации Соловецкой тюрьмы этапирован морем в Дудинку и далее в Норильск.

В Норильлаге (1939) исполнял обязанности врача. Освобожден по сокращению срока 30 апреля 1944. Оставлен на поселении в Норильске. Благодаря помощи В.А.Энгельгардта, сохранившего текст кандидатской диссертации Баева, закончил работу над нею. По разрешению МВД приезжал ненадолго в Москву. В это время жил и работал на квартире Энгельгардта. В Ленинграде защитил диссертацию в Институте физиологии у Л.А.Орбели (июнь 1946). В 1947 ему разрешили покинуть Норильск, но с запрещением жить в ряде городов. Устроился на работу в Сыктывкаре, став Зав. биохимической лабораторией Коми филиала АН СССР.

А.А.Баева по этапу привезли в Норильский лагерь из Соловецкой тюрьмы особого назначения (СТОН) в начале сентября 1939 года. Около полутора месяцев он был на общих работах - долбил промерзший грунт под фундамент очередного завода. Из-за детренированности за два года сидения в Соловках он стал быстро терять силы и не мог давать нужную выработку, что отражалось на и без того скудном пайке. Однажды в эту группу заключенных пришел кто-то из администрации лагеря и спросил: "Есть тут врачи?!" Александр Александрович отозвался и уже на следующий день был направлен в больницу 3-го лаготделения врачом, а несколько позднее переведен в профилакторий для "доходяг" на Медвежьем ручье. Здесь он жил в "собственной" брезентовой палатке, обложенной кубами выпиленного снега, на 40-градусном морозе. В бараке для больных был чугунный камелек, в котором день и ночь тлел уголь.
Из с воспоминаний Екатерины Баевой

Повторно арестован в феврале 1949, постановлением ОСО от 25 мая 1949 сослан “навечно” в Сибирь. Отбывал ссылку в селе Нижнее Шадрине Ярцевского района Красноярского края. Был врачом. Освобожден в сентябре 1954, реабилитирован 11 сентября 1957.

C этого дня я начал седеть

"Однако суд вынес жестокий приговор - 10 лет лагерей и 5 лет поражения в правах. Я впал в шок и с этого дня начал седеть... После суда отправили во Владимирскую тюрьму, где формировали этап в Соловецкую тюрьму особого назначения - СТОН. Интеллигентная публика была сильно разбавлена урками, которые могли избить, что понравится, отобрать или просто своровать, изъяснялись только на своем жаргоне. Мне опять повезло: я сказал, что я врач, и ко мне урки не стали предъявлять никаких требований - в лагерях и тюрьмах уважают врачей. Но общая атмосфера была ужаснейшая. Я старался утешить себя тем, что меня не приговорили к расстрелу, а ведь пятиминутный "суд" мог это спокойно огласить. Так что я пока жив и должен быть этим доволен.

Потом опять этап и в трюме огромной баржи путешествие на Соловки. И вот я - член (без своего согласия на это звание) подпольной террористической организации молодых бухаринцев, возглавляемой В. Н. Слепковым, которая была придумана НКВД как подготовка к процессу над Бухариным, Рыковым и др., чтобы доказать, что названные лица покрыли весь Советский Союз сетью подпольных организаций, - "мирно" плыву в Соловецкий лагерь. В ноябре 1937 года нас высадили в холодную, ветреную лунную ночь на пустынный каменистый берег, где после приема заместитель начальника лагеря отобрал у нас собственную одежду и выдал тюремную форму.

Кельи Соловецкого монастыря были капитально и добротно переделаны в небольшие камеры. Эта добротность наводила на мысль, что здесь придется провести все 10 лет... В этой обстановке нужны были моральная стойкость, твердость духа и, по возможности, сохранение физического и, самое главное, психического здоровья. Необходимо избежать воспоминаний о прошлом. Будущее совершенно непредсказуемо. Настоящее утомительно, монотонно и отупляюще. Дни разнообразились только частыми обысками, придирками надзирателей, вызовом кого-нибудь из сокамерников к начальству (меня ни разу не вызывали), баней, лавочкой, выдачей двух книг (по каталогу), тетрадей (на обмен), карандаша и очень редко весточек от мамы в виде маленьких денежных переводов. Общение внутри камеры ограничено из-за боязни доносов, различий в культурном уровне, характерах и личных чертах сокамерников.

Надо было спасать свой разум, духовный мир и интеллект - иначе наступит деградация личности. Я поставил перед собой цель - ежедневная умственная тренировка, в ней все спасение! Для этого я выбрал занятия высшей математикой (решение задач) и иностранными языками: немецким и французским (составлял для себя словари). Один словарь случайно у меня сохранился. Для души была беллетристика. К великому моему счастью, выбор книг был достаточно широк. Постоянные занятия почти полностью отключали меня от окружающей среды, воспоминаний, дум о будущем. Полное погружение в себя и дело, которым я был занят, делали меня иногда даже счастливым. Это спасало от рутины существования, сохраняло работоспособность мозга и нервную систему на будущее. И так все два года!

...Углубившись в работу, я несколько успокоился. Меня не расстреляли, жизнь продолжается, и я становился фаталистом, положившись на судьбу!.. Однажды была дана команда: "Всем покинуть камеру". У меня на миг сверкнула мысль - неужели расстрел? Но это было новое звено, новый поворот в моей жизни - путь в Норильск. Нас погрузили на баржу. Пронесся слух, что еще могут всех утопить, так как такие случаи бывали, когда заключенных вывозили в море и там отправляли на дно, но эта трагедия нас миновала. Вот, кажется, я все Вам рассказал". (Баев Александр. Из с воспоминаний жены Екатерины Баевой. В кн. "Академик Александр Александрович Баев". Цит по. журнал "Наука и жизнь", №1, Москва. 01.1999)