"Свой фильм... я посвятил подвигу моей матери. Она ведь пыталась последовать за отцом на Соловки, когда его арестовали. Увы, маму туда не пустили. Отец так и погиб в заключении..."
( Владимир Мотыль. Комсомольская правда. 20.12.2005 )
О Владимире Мотыле, авторе фильма-легенды "Белое солнце пустыни"
"...он мог бы сказать, что у него не было детства. Семья жила в белорусском городе Лепель. Ему не исполнилось еще трех лет, когда чекисты арестовали отца. В лагере на Соловецких островах он вскоре погиб. Мать с ребенком была выслана в глухомань на север Урала. Там ей удалось устроиться воспитательницей детской колонии для малолетних преступников, где также содержались сироты репрессированных. Имелся в этом медвежьем углу единственный огонек культуры местный клуб, в котором изредка появлялась кинопередвижка. И Володя с детской непосредственностью стал впитывать в себя то искусство, которое потом станет делом его жизни. Уже тогда будущий кинорежиссер высказал свою мечту: "Вырасту стану делать кино" (Борис Велицын. Влюбленный в кино. "Крестьянская Россия", Москва, 04.12.2000).
"Это отзвук семейной трагедии. Мой отец был арестован; когда он находился на пересылке в Медвежьегорске, перед отправкой на Соловки, мать - со мной, трехлетним, на руках - пробралась на лесосплав, чтобы с ним встретиться. Мы уезжали, отец понимал, что видит свою жену и сына в последний раз. Ему не разрешили проводить нас на вокзал. Пять километров до поезда мама несла меня на руках, отдыхала, снова шла. По дороге нас подхватила легковушка, до станции мы добрались раньше, чем планировали, зашли в вагон, сели на лавку, и мама разрыдалась. Позже из письма выяснилось, что отец таки вырвался и примчался на вокзал. Прибежал на станцию за несколько минут до отхода поезда, но не зная, в каком мы вагоне, он бегал вдоль состава и кричал. А мать плакала и не слышала его крик" (Светлана Самоделова. Фига с чувственной губой. Московский комсомолец. 21636. 23.02.2001).
"...Репрессии, зековская телогрейка. Одно из первых воспоминаний, связанных с телогрейкой, - когда маме позволили свидание с отцом, которого отправляли на Соловки, где его уничтожили. Мама меня привезла с собой, и заключенные передавали меня маленького с рук на руки. Я не помню их лиц, не помню голосов, только помню руки - заскорузлые красные руки. И ватники. И отец..." (Владимир Мотыль. Коммунизм - вот примета уходящего века. Журнал "Огонек", №30, Москва, 07.2005)
— Ваш отец погиб в Соловецком лагере, семья матери тоже пострадала в годы сталинских репрессий. Насколько сильно это повлияло на ваше мировосприятие и на отношения с советскими властями?
— Это было бы странно, если бы меня заинтересовала роль партии вообще в своей профессии. За тягу к кинематографу я как раз обязан советской власти, потому что именно расправа над моим отцом, ссылка моего деда на крайний север с большой семьей, конечно, это повлияло на мое детство. Мама не попала в ссылку только потому, что она работала в колонии малолетних преступников Антона Макаренко. И так как они находились под патронажем органов безопасности Дзержинского, то Макаренко спас мою маму от ссылки. После того, как она закончила пединститут имени Герцена в Петрограде, дальше уже, в общем, она селиться могла только в городах Северного Урала, где все время отмечалась в МВД. И вот в этих маленьких городках, где не было вообще ни музея, ни картинной галереи, ни, в общем, большой библиотеки, я имел возможность в этих колониях смотреть кинопередвижку. С двух-, трехлетнего возраста прикипел к этому маленькому экрану. Сколько там показывали фильмов! — меня, как мама вспоминала, было очень трудно вытащить из зала без моего рева. Оттуда все и началось. И дальше я все время как-то интересовался кинематографом. Мама даже мне, при всей скромности ее зарплаты, выписывала журнал «Советский киноэкран». И вот я вырезал картинки оттуда и делал какие-то альбомы, посвященные кино. (Владимир Мотыль: советская власть заставила меня полюбить кино. Инт. Владимир Бабурин. Радио Свобода. Москва. 27.06.2007)
"Владимир Мотыль: Главной эмоциональной составляющей этого замысла была жизнь, которую прожили мои предки - отец, мать, дед, бабка. Их жизнь - история, которая меня постоянно преследовала. Отец был польский эмигрант, революционер, убежденный коммунист, он только что женился на моей маме, появился на свет я, и посмотреть на внука приехала из Польши его мать-старушка. А обратно ее уже не выпускали. Хотя в Польше у нее оставалась большая семья, дети, с которыми не было никакой связи, и она страшно волновалась. Шла середина 20-х годов, дело происходило в Минске. И отец пошел в Польское представительство за помощью. На выходе его уже ожидали. Тут же повязали, и вскоре он оказался на Соловках. Мама со мной, трехлеткой, отправилась вслед за ним.
"Последние семь лет режиссер работал над картиной "Багровый цвет снегопада", до премьеры которой не дожил меньше месяца. Фильм носил автобиографический характер и был посвящен матери режиссера, которая воспитывала его одна с трехлетнего возраста. Отец Владимира Мотыля погиб в сталинском лагере на Соловках. Как рассказала журналистам Ирина Мотыль, ее отец отдал фильму последние силы и был доволен результатом." (Автор не известен. Путин соболезновал жене Мотыля, умершей раньше него. Радиостанция Би-би-си. Лондон. 24.02.2010)
Владимир Мотыль: Власти не могли допустить, чтобы происходившее там получило огласку. Так я с мамой оказался на Соловецких островах. Воспоминания той поры у меня, естественно, отрывочные: очень синяя гладь воды и узловатые мужские руки, которые передавали меня от одного другому. Мама потом мне объяснила, что это были арестованные, они отбывали ссылку в Медвежьегорске. Стосковались по своим детям и потому приняли меня с радостью.
Прошло много лет, шла уже эпоха Хрущева, и после фильма "Белое солнце пустыни" я решил побывать на могиле отца. Нашел моторную лодку, которая и доставила меня на Соловецкие острова. Когда мы подходили к берегу, над островами встала радуга. Это показалось мне символическим. Я думал, что попаду на кладбище с могилами. Оказалось, был идеалистом: умерших там просто бросали в болото. Вместо могил - болотные кочки. И никаких надписей. Я понял, что могилу отца не найду никогда. А потом сторож, у которого ночевал, рассказал, что поблизости была еще и детская колония. Я поехал и там узнал историю о подростке, который имел несчастье пожаловаться приехавшему туда Горькому на то, как они живут там, в колонии, чем их кормят. Алексей Максимович, говорят, прослезился и пообещал помочь. В Москве он, думаю, из лучших побуждений обратился в НКВД, после чего мальчик был расстрелян.
И вот все это не давало мне покоя." (Валерий Кичин. Багровый след эпох. Владимир Мотыль показал в редакции "РГ" свой новый фильм. "Российская газета", Москва, N5037, 12.11.2009)
Поделиться в социальных сетях