Рабочеостровск — посёлок у Белого моря

Ближайший от дома город Кемь находится в 12 километрах. Есть даже историческая байка о том, как появилось его название. Причем есть разные версии: одни говорят о Петре I, другие про Екатерину Великую. Когда сюда отправляли неугодных личностей, то в указах якобы отмечали сослать к е.м. (к **** матери); затем просто добавили в конце мягкий знак. На самом же деле город стоит на берегу реки с одноименным названием. Этимологически слова «кем» или «хем» индоевропейские и обозначают «большая река».

Фрагменты фотографий С.М. Прокудина-Горского. 1916: в устье реки Кеми, лайка (1, этюд), железнодорожный мост через реку Кемь (2), вид на город Кемь (3) и группа участников железнодорожного строительства на Поповом острове (4).

В посёлке же настоящая оседлая жизнь стала зарождаться ближе к XIX веку, когда архангельские купцы Сурков и Шергольд основали здесь лесопильный завод. Сначала работали сезонами, но вскоре люди стали оставаться насовсем. В этот же момент начинает упоминаться название поселка – Попов остров. Очень удобная бухта для кораблей и катеров обеспечила поселку будущую роль торгового порта, который использовали не только для лесозаготовок, но и для переправы на Соловки. Вот поэтому он и стал поповым, ведь по одной из версий соловецкие монахи занимались здесь различным промыслом, что и определило название.

У завода дела шли неплохо, в посёлок прибывали все новые люди, появился фельдшерский кабинет, клуб с тремя залами: танцевально-театральный, читальный и буфетный.

Корабельное сообщение было с Мурманском и Архангельском, а продукция завода экспортировалась в Европу. В 1915 году император Николай II отдает распоряжение на строительство Мурманской железной дороги. Это событие позволило прибыть в Кемь фотографу Сергею Прокудину-Горскому, у которого было одобрение и материальная помощь от того же императора. Задача Прокудина-Горского заключалась в том, чтобы запечатлеть различные стороны жизни всех областей Российской Империи.

В 1917 году произошла Великая октябрьская социалистическая революция. Название посёлка не соответствовало идеологической обстановке, поэтому через год он становится Красным Островом, в 1924 году снова переименование на Остров Октябрьской Революции, лишь в 1929 году появился Рабочеостровск, каковым он и является до сих пор.

В первой половине XX века нашу страну охватило сложное, страшное и невероятно тяжелое время. Период бесконечных войн и потрясений. Та же участь постигла этот северный клочок земли. Завод к началу гражданской войны бездействовал, до этого он сгорел почти дотла. Восстановление началось в 1924 году, а к 1927 завод был полностью реконструирован и капитально отремонтирован.

В 1923 году в посёлке появился Кемский пересылочно-распределительный пункт (Кемперпункт) для заключенных в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН).

На ночь нас погнали на Попов остров, чтобы запихнуть в сараи, а на утро переправить на остров. В сарае мы стояли всю ночь. Нары были заняты полуголыми «урками» (мелкими воришками), «вшивками», обстреливавшими нас вшами, в результате чего мы через час уже были покрыты ими с головы до ног. Только притушили свет, — точно темный занавес начал опускаться по стенам на лежащих. Это ползли клопы. И среди всего этого ада был кусочек рая: на маленьком пространстве нар, которое стерегли два статных красавца-кабардинца в национальной одежде, лежали старики — священник и мулла. Под утро, когда я уже не мог стоять на отекших за ночь ногах (даже сапоги стали малы), один из кабардинцев — Дивлет-Гирей Албаксидович (я запомнил его имя, ибо вечно ему благодарен), видя мое состояние, уступил мне место, и я смог полежать.

( Дмитрий Лихачев,
филолог, культуролог )

Кемперпункт просуществовал до 1939 года. Через него прошли тысячи людей, в том числе известный советский филолог Дмитрий Сергеевич Лихачев, который оставил следующие воспоминания о том времени:

Местные мало рассказывали об этом периоде, чаще складывалось впечатление, что посёлок решил впасть в коллективную амнезию. После развала СССР тема концлагерей стала одной из центральных, поэтому правда иногда переплетена с несусветной чушью. Некоторые приезжие жилые дома и заброшенные здания в поселке воспринимают за настоящие бараки, сохранившиеся до наших дней.

Во время Великой отечественной войны почти все мужики отправились на фронт. Их место на заводе заняли женщины и дети. Помню, как бабушка рассказывала, что приходилось работать каждый день, а единственное, что по-настоящему хотелось делать – это немного поиграть. Остатки муки мололи с древесными опилками и пекли лепешки, есть особо было нечего.

На заводе производство было нацелено на нужды войны, поэтому стали изготавливать лыжи, в том числе специальные для доставки артиллерии и минометов, вырабатывали материалы для железнодорожных вагонов, делали теплушки, волокуши для перевозки раненых.

После войны наступил период восстановления. Жизнь стала входить в мирное и спокойное русло. На предприятии стали появляться модернизированные цеха и оборудование. Практически все население посёлка работало именно там. Лес рубили в Карелии, экспорт древесины через 20 лет перевалит за 25 стран.

Дорога в посёлке была вымощена деревянными досками, да и вообще с древесиной, как вы понимаете, проблем никаких не стояло. Появились новые дома, сельский клуб со своим кинозалом, спортзал, отстроили детский сад и школу, в которой я и учился, поставили даже теплицу для школьной столовой. Прямо в посёлке открыли больницу, был свой парк отдыха с фонтаном, заводская столовая, комбинат бытового обслуживания, магазины. Люди обустраивали свою жизнь, выходило неплохо.

Были, конечно, и проблемы, причем серьезные. Я не буду вам расписывать экономические и политические промахи, о них вы и так знаете, а лишь укажу на частности, которые, возможно, расскажут немного больше.

После самой страшной войны в истории человечества, люди были живее всех живых. Мой дед с двумя классами образованиями также работал со всеми на заводе, был столяром. Руки у него были золотые, а сам он родом из Архангельска, колыбели поморов. К концу жизни решил он сшить новую лодку, очень долго подбирал древесину. Стал все делать по своей новой технологии известной только ему, но не успел все завершить вовремя.

В советское время вместе с облагораживающим трудом соседствовал алкоголь, часто это сопровождалось драками с соседними поселками, особенно после танцев. Настоятельно рекомендую посмотреть фильм «Американка» Дмитриева Месхиева. Там очень правдоподобно показаны 1970-ые годы провинциального городка, коих на тот момент было большинство.

Молодежь все грезила о Западе, это проявлялось в моде, в интересах и увлечениях, в оторванности от мира. Когда удавалось посетить ГДР или Югославию, то обязательно привозились шмотки, вроде адидаса, импортный алкоголь, пластинки. К слову о последних, долгое время в ходу была «музыка на костях», это рентгеновские снимки, на которых записывалось западное звучание.

Посёлок продолжал расти, завод стал крупнейшим предприятием Республики, население к 1970 году увеличилось до 3600 человек, в Кеми цифра подходила к 20 тысячам. Большая часть людей в Рабочеостровске проживала в неблагоустроенном жилье, на сегодняшний момент ситуация остается аналогичной. Как ни странно, но со всеми лишениями, люди не отчаивались. А что касается ностальгии, то чаще всего вспоминают не политический строй, а собственную молодость.

В 1991 году Советский Союз развалился. Страна снова погрязла в экономических бедах и войнах. Людям приходилось в буквальном смысле выживать. Завод перешел в частные руки. Так он проработает еще 17 лет, пока окончательно не обанкротится и не закроется. Сейчас вместо него огромный пустырь с остатками былой инфраструктуры. Оборудование вывезли, остальное оставили догнивать. Почти все жители оказались без работы.

Жизнь в посёлке в 1990-ые годы вполне сойдет за модель повсеместной ситуации в России на тот момент. Бандитские разборки, появление различных товаров на фоне чудовищной бедности. Финляндия каждый год помогала гуманитарной помощью в виде продуктов и вещей. Дискотеки, игровые приставки, братки, Мавроди, видеосалоны, продажа паленой водки, разруха.

Один из эпизодов своего детства я описывал в предыдущем посте. Да, я с удовольствием уходил в мир игровых консолей, а посёлок продолжал тихо и верно умирать.

Тогда многие люди принимали решение уехать навсегда, другие не смогли перестроиться под новые условия и быстро скончались. Можно к этому подходить цинично, но у меня так не получается. Завод поначалу еще работал, но воспринимался новым начальством исключительно как источник заработка. Сначала закрылась больница, затем сгорел спортзал. Иронично, но при действующем лесозаводе у людей не было возможности заготовить дрова на зиму. Разобрали детские площадки, столовую, хоккейную коробку, навсегда закрылась теплица, парк зарос вместе с фонтаном, строительство нового жилья было заморожено.

• Всё, что осталось от спортзала (фото).
• Бывшая хоккейная коробка, здесь на асфальте с парнями играли в футбол (фото).
• Один из домов гостиничного комплекса в Рабочеостровске (фото).

Соловки постепенно стали очень популярным маршрутом, люди съезжаются со всего мира, чтобы посетить монастырь. Из посёлка проще всего добираться до монастыря на небольшом катере. Бизнес процветает, а туристические частные коттеджи сейчас больше походят на град Китеж в окружении ветхости и запустения.

В 2006 году в посёлок приехал режиссер Павел Лунгин, чтобы снять картину «Остров» с Петром Мамоновым, Виктором Сухоруковым и Дмитрием Дюжевым в главных ролях.

Местные строили декорации, я в этом тоже принимал участие вместо уроков труда. Помню, что женщина, ответственная за это дело, сказала мне и моему другу, что мы из себя ничего не представляем, а наша единственная участь — спиться и сгинуть. Она разозлилась, потому что друг спросил про возможность оплатить наши усилия.

Примечание Редакции: 07.06.2021 пожар на месте съёмки фильма "Остров": огонь полностью уничтожил часовню-декорацию, в которой служил главный герой фильма.

Но фильм вышел отличный, такой искренний разговор про Бога везде и в каждом, где официальная церковь выступает чуть ли не антагонистом. Оставшиеся после съемок декорации стали местной до­сто­при­ме­ча­тель­но­стью, но подростки с каждым годом нещадно их разрушают. Приезжие часто воспринимают эти новоделы за старинные церкви и бараки.

Также местные активно принимали участие в массовке. Один из заводских работяг играл монаха в 15-секудном эпизоде. Не знаю, как так вышло, но, с его слов, у него состоялся разговор с режиссером. Лунгин, возможно, просто пошутил, когда сулил местному невероятную карьеру в кино. Тот воспринял слова всерьез, уволился с работы и поехал покорять Москву. Естественно, никто знать в столице его не хотел, пришлось вернуться, а через пару лет умереть.

Пребывание в школе, которую строил в том числе и мой отец, я вспоминаю с неприкрытым раздражением. Но отчетливо осмыслить это ощущение стало возможно лишь в тот момент, когда ее пришлось покинуть. Чувство своей земли произрастает не от политиков и громогласных патриотических программ, а от родных улиц, семьи, учителей, моря, от тех людей, что жили и трудились рядом со мной. В 1997 году, когда я отправился в первый класс, школа для меня была неизвестной и непонятной, но почти моментально сумела заворожить семилетнего парня. Перед ним и для него с каждым уроком мир открывался в потрясающих и чарующих красках просвещения. Шло время. Я по инерции продолжал обучение. А за любым окном, присутствующим в моей жизни, смерть своими щупальцами окутывала людей, дома, души. Один из эпизодов, когда все намиг ожило, произошел 1 сентября. Когда мы подходили к школе, то на ее фасаде был нарисован огромный портрет Че Гевары, который через день поспешно закрасили.

Но кое-что проглядывает сквозь краску: это «funy» с одной «n» и два слова «изюма», «сытый». Две последние — это клички бывших школьников.

Маршрут от собственного дома до школы длиною в два километра. Ежедневный путь-повтор. Эта дорога была самой главной и единственно возможной на тот момент, потому становилась невыносимой. Ситуацию усугубляло отсутствие Интернета. В старших классах я дождаться не мог, когда придет возможность уехать, что и произошло сразу после 11 класса.

Немного слов про Белое море. Сейчас я его обожаю, но когда оно с рождения рядом, ты начинаешь пренебрегать им.

Полвека назад ты мог с любого берега закинуть удочку и натаскать свежей рыбы. Сейчас такое просто невозможно даже в открытом море. Лес для предприятия долгое время сплавляли по реке, а затем по морю, что сильно ударило по экологии. Строительство гидроэлектростанций, неконтролируемый рыбный промысел возымели свои последствия.

Каждый день в поселке можно наблюдать приливы и отливы. Местные называют максимальный суточный уровень — полная вода, минимальный — сухая. На «сухой воде» обнажается неприглядное дно прибрежных участков моря, которое называют «няша». Это такая смесь глины, песка, водорослей и моллюсков. Внешне это все похоже на дерьмо и запах выдает не лучше.

Но море остается внутри навсегда, и в городе я очень часто о нем вспоминаю. Как в том фильме: «Пойми, на небесах только и говорят, что о море. Как оно бесконечно прекрасно… О закате, который они видели… О том, как солнце, погружаясь в волны, стало алым как кровь. И почувствовали, что море впитало энергию светила в себя, и солнце было укрощено, и огонь уже догорал в глубине»

Когда мне доводится приехать домой, все внутри становится серым. Неописуемая тоска застилает веки. А в голове строчки:

Хватит веселиться,
хватит горевать,
Можно расходиться, можно забывать,
Кто бы что ни сделал, кем бы кто не стал
Никто не проиграл.

(Иванов Артем. Чем известен Рабочеостровск — посёлок у Белого моря с населением 2 тысячи человек. Сет.Изд. "TJournal — новое медиа". Секц. "История". Москва. www.tjournal.ru. 31.01.2019)