Книга 10. Соловецкие лагерь и тюрьма особого назначения (СЛОН/СТОН)

Глава 4. Атрибуты концлагеря: ВОХРа и солдаты войск ОГПУ

Соловецкий особый полк войск ОГПУ

"Мне один такой конвоир так сказал: "Мы не должны жалеть контру. Они хотели свергнуть Советскую власть... Мы только тогда сможем вести войну с кем-либо, когда расстреляем пол-России. Столько завелось врагов на матушке Руси"."
( Зинковщук Андрей
Узник Соловецких лагерей. )

Охранные функции в Соловецком лагере особого назначения выполняли солдаты Соловецкого полка - регулярных войск ОГПУ и ВОХРа. Местные жители, которым за поимку беглых зэков давали премию продуктами, тоже не брезговали исполнением такого рода работ.

 

 

 

охранные функции выполняли солдаты регулярных войск ОГПУ
Соловецкая ВОХРа. Прекрасное соловецкое безымянное озеро. Фото Олега Кодолы.

Арпад Сабадож - соловецкий узник. СЛОН, SLON "...Кроме того была внешняя охрана из солдат ГПУ... Однако они не входили на территорию лагеря и несли свою службу только в лесах. Эти солдаты получали особый, т.н. северный паек: мясо, свежую рыбу, масло, сыр и т.д. И несмотря на это, и среди них многие заболевали "цингой". По-венгерски эта болезнь называется скорбутом. Болезнь начинается с того что на теле человека, прежде всего на лодыжках, появляются красные пятнышки, а затем размягчаются кости, так что человек почти не может ходить, выпадают зубы. Из охраны очень многие заболевали цингой. Тамошнее лечение состояло в том, что им выдавали в качестве дополнительного питания кислую капусту и соленую рыбу. Заключенные говорили, что цингой заболевают те, кто мало двигается, и эти солдаты заболевали, несмотря на питательную пищу, потому что мало двигались и в свободное время целый день валялись на кровати..." (Арпад Сабадош (Szabados Arpad). Двадцать пять лет в СССР (1922-1947 гг.). Будапешт, 1958 г. Пер. Т.Лендьел. Ред. В.Литинский. Опубликовано: 2006)

Расстрел товарища Иисуса Христа военкомом Соловецкого полка Петром Суховым

Еще недавно был он бравым боевым вахмистром одного из строгих и блестящих кавалерийских полков, состоял на сверхсрочной службе, знал твердо и непоколебимо, верил сам и другим внедрял веру в то, что "Русское знамя есть священная хоругвь"...

"Но сменилось знамя. Помимо его, вахмистра Сухова, воли вместо "Спаси, Господи, люди твоя..." запели "Вставай, проклятьем заклейменный", вместо царственных величавых орлов нацепили пятиконечные звезды. Лик Спасителя был сорван с древка пробитого бородинскими пулями штандарта, и на том же древке повисла красная тряпица, наскоро сметанная из гусарских штанов штабного писаря. На том же древке...

Значит, так надо, и вахмистр Сухов стал служить пришедшим на смену знаменам так же верно и честно, как служил ушедшему.

Когда кончилась война с немцами, вахмистр Сухов пригнал на двор военного комиссариата небольшой табунчик отощавших, запаршивевших от чесотки коней, свалил там же в кучу нерастасканные седла, поставил пустой денежный ящик и древко с красной тряпкой - все, что осталось от трехсотлетней истории славного, боевого и блестящего полка.

- Получите под расписку, товарищ начальник, а мне позвольте назначение на предмет дальнейшей службы, потому славный гусарский его бывшего Высочества полк приказал долго жить.

Получив назначение на новый фронт, Сухов так же, как и прежде, не раздумывая, но выполняя приказ, пошел против нового врага. Были немцы - стали буржуи, кадеты. Это не его, Сухова, дело, кто враг, а вверенный ему эскадрон, теперь уже полк, в полном порядке. То, что против него бились теперь не немцы, а русские, не наводило Сухова на размышления. Это был враг. О врагах и в старом и в новом уставе ясно сказано. Только раз в душу его заглянуло сомнение. Он сам об этом так рассказывал:

- Уже перед самым окончанием войны, когда Ростов у нас в тылу остался, настигли мы ихний эскадрон. Да какой там к чертям эскадрон!.. Одно название, десяти рядов не насчитаешь. Разомкнувшись в лаву, настигаем. У них кони сморенные, как на стоячих идем. Я впереди, конечно. Жеребец у меня - огонь, под Воронежем с казенного завода взят, кровный. Достигаю отсталого. Заезжаю слева, как полагается, взял клинком замах. Гляжу: погон-то наш, золотой, просветы небесные, по ним гусарский зигзаг вьется. Один такой во всей кавалерии у нашего полка был. Сумно мне стало. Не рубаю, кричу: "Сдавайся, товарищ полковник, жизню оставим!" Он обернулся, вижу - наш эскадронный, какой меня к первым крестам представлял. Я ему, как другу, кричу: "Сдавайтесь, товарищ ваше благородие!" Он оглянулся и видно, тоже мою личность вспомнил. "Серый волк тебе товарищ, иуда-христопродавец, отцеубийца", кричит... Ну, тут я, конечно, рубанул. Не то, чтоб обидно мне стало. А как иначе? Война! Ночи три он потом мне снился. Оно, так сказать: он действительно мне заместо отца на старой службе был. Добром его поминаю".

Кончилась война, направили Сухова в совпартшколу. Новый устав. Новая присяга: "Служу трудовому народу". Господь Бог в ней ни словом не помянут. Значит - отменен окончательно, вычеркнут из списков, и Сухов Его тоже вычеркнул. Обучающий на занятиях объяснил по всей науке, что никакого Бога нет и быть не может. Одна поповская выдумка. На Соловках комиссару полка приказ за приказом: усилить, углубить антирелигиозную работу, учитывая местонахождение полка в центре распространения религиозного дурмана.

Правильно. Здесь и монахи еще целы, а на каждом перекрестке дорог стоят трехметровые Распятия. Чудит товарищ Эйхманс: везде кресты и даже самые малые крестики посняты, а здесь вон какие стоят. Только дощечки понабиты с надписью: "Религия - опиум для народа". И Спаситель на этом Распятии необыкновенный, навроде статуи крашеной. Таких у нас не бывало. И личностью с нашим не схож, попроще, и на Бога не походит, а вроде мужика.

Однако, не его это, Сухова, дело. Островом Эйхманс заведует, а у Сухова - полк. Полк в полном порядке. Спаситель же на Распятии деревянный, и вреда от Него быть не может. Раз, в сумерки, возвращаясь с охоты на соловецких оленей, Сухов выпалил оба заряда в бледно маячившую грудь распятого Христа.
- Получи, товарищ! Все шестнадцать картечин в мишени, - подсчитал он. - Кучно бьет двустволочка. Выпалил в Христа - и ничего не случилось! Так-то." (Борис Ширяев. Сказы камней. Сер. Рождественские чтения. Журнал "Нева", 23-31. 01.1986)

Поделиться в социальных сетях

Соловецкий святой спас от смерти военкома Особого Соловецкого полка

"Когда первое дыхание весны рушит ледяные покровы, Белое море страшно. Оторвавшись от матерого льда, торосы в пьяном весельи несутся к северу, сталкиваются и разбиваются с потрясающим грохотом, лезут друг на друга, громоздятся в горы и снова рассыпаются.

Редкий кормчий решится тогда вывести в море карбас - неуклюжий, но крепкий поморский баркас, разве лишь в случае крайней нужды. Но уж никто не отчалит от берега, когда с виду спокойное море покрыто серою пеленою шуги - мелкого, плотно идущего льда. От шуги нет спасения! Крепко ухватит она баркас своими белесыми лапами и унесет туда, на полночь, откуда нет возврата.

Отдел 1. § 11. Администрация лагерей

В состав Соловецких лагерей входят: 5 отделений, расположенных на территории архипелага Соловецких островов в Белом море, и Кемский пересыльный пункт, расположенный на острове Революции, близ г. Кеми. Примечание: Число отделений может быть изменено Управлением Соловецкими лагерями по мере действительной надобности с санкции ОГПУ.
"Положение о Соловецких лагерях особого назначения ОГПУ". 2.10.1924 г.

В один из сумеречных, туманных апрельских дней на пристани, вблизи бывшей Савватиевской пустыни, а теперь командировки для организованной из остатков соловецких монахов и каторжан рыболовной команды, в неурочный час стояла кучка людей. Были в ней и монахи, и чекисты охраны, и рыбаки из каторжан, в большинстве духовенство. Все, не отрываясь, вглядывались в даль. По морю, зловеще шурша, ползла шуга.

- Пропадут ведь душеньки их, - говорил одетый в рваную шинель старый монах, указывая на еле заметную, мелькавшую в льдистой мгле точку. - От шуги не уйдешь. - На все воля Божия... Откуда бы они? - Кто их знает? Тамо быстринка проходит - море чистое, ну и вышли, несмышленные, а водой-то их прихватило и в шугу занесло. Шуга в себя приняла и прочь не пускает. Бывало такое!
Начальник поста, чекист Конев, оторвал от глаз цейссовский бинокль. - Четверо в лодке. Двое гребцов, двое в форме. Должно, сам Сухов. - Больше некому. Он охотник смелый и на добычу завистливый, а сейчас белухи идут. Они под сто пуд бывают. Каждому лестно такое чудище взять. Ну и рискнул. Белухами на русском севере называют почти истребленную морскую корову - крупного белого тюленя.
- Так не вырваться им, говоришь? - спросил монаха чекист.
- Случая такого не бывало, чтобы из шуги на гребном карбасе вышли. Большинство стоявших перекрестились. Кое-кто шептал молитву.

А там, вдали, мелькала черная точка, то скрываясь во льдах, то показываясь вновь на мгновение. Там шла отчаянная борьба человека со злобной, хитрой стихией. Стихия побеждала.
- Да, в такой каше и от берега не отойдешь, куда уж там вырваться, - проговорил чекист, вытирая платком стекла бинокля. - Амба. Пропал Сухов! Пиши полкового военкома в расход!

- Ну, это еще как Бог даст, - прозвучал негромкий, но полный глубокой внутренней силы голос.

- Кто со мною, во славу Божию, на спасение душ человеческих? — так же тихо и уверенно продолжал рыбак, обводя глазами толпу и зорко вглядываясь в глаза каждого. - Ты, отец Спиридон, ты, отец Тихон, да вот этих соловецких двое. Так и ладно будет. Волоките карбас на море.
- Не позволю! - вдруг взорвался чекист. - Без охраны и разрешения начальства в море не выпущу! - Начальство, вон оно, в шуге, а от охраны мы не отказываемся. Садись в баркас, товарищ Конев! - Чекист как-то разом сжался, обмяк и молча отошел от берега. - Готово! Баркас на воде, владыка! - С Богом! Владыка Илларион стал у рулевого правила, и лодка, медленно пробиваясь сквозь заторы, отошла от берега.

* * *

Спустились сумерки. Их сменила студеная, ветряная соловецкая ночь. Никто не ушел с пристани. Забегали в тепло, грелись и снова возвращались. Нечто единое и великое спаяло этих людей между собой. Шопотом молились Богу. Верили и сомневались. Сомневались и верили.
- Никто, как Бог!... Без Его воли шуга не отпустит. Сторожко вслушивались в ночные шорохи моря, буравили глазами нависшую над ним тьму. Шептались... Молились...

Только когда солнце разогнало стену прибрежного тумана, увидели возвращавшуюся лодку и в ней не четыре, а девять человек. И тогда все, кто был на пристани, - монахи, каторжники, охранники - все без различия, крестясь, опустились на колени.
- Истинное чудо!... Спас Господь!... - Спас Господь! - сказал и владыка Илларион, вытаскивая из карбаса окончательно обессилевшего Сухова." (Борис Ширяев Сказы камней. Сер. Рождественские чтения. Журнал "Нева", 23-31. 01.1986)

Коммунист убоялся Бога

"Пасха в том году была поздняя, в мае, когда нежаркое северное солнце уже подолгу висело на северном бледном небе. Весна наступила, и я, состоявший тогда по своей каторжной должности в распоряжении военкома Особого Соловецкого полка Сухова, однажды, когда тихо и сладостно пахуче распускались почки на худосочных соловецких березках, шел с ним мимо того Распятия, в которое он выпустил оба заряда. Капли весенних дождей и таявшего снега скоплялись в ранах углублениях от картечи и стекали с них темными струйками. Грудь Распятого словно кровоточила.

Вдруг неожиданно для меня, Сухов сдернул буденовку, остановился и торопливо, размашисто перекрестился.
- Ты смотри... чтоб никому ни слова... А то я в карцере сгною! День -то какой сегодня! Знаешь?... Суббота... Страстная... В наползавших белесых сумерках бледнел лик Распятого Христа, русского, сермяжного, в рабском виде исходившего землю Свою и здесь, на ее полуночной окраине расстрелянного поклонившимся Ему теперь убийцей.

Мне показалось, что свет неземной улыбки скользнул по бледному лику Христа. - Спас Господь! - повторил я слова владыки Иллариона, сказанные им на берегу. - Спас тогда... и теперь." (Борис Ширяев Сказы камней. Сер. Рождественские чтения. Журнал "Нева", 23-31. 01.1986)

Поделиться в социальных сетях