Книга 10. Соловецкие лагерь и тюрьма особого назначения (СЛОН/СТОН)

Глава 4. Политзаключенные СЛОНа: Арпад Сабадош - революционер и коммунист (часть 1)

Арпад Сабадош - венгерский коммунист выжил в Соловках

"За что боролись, на то и напоролись"
( Русская поговорка )

"Чем больше я думал о своем деле, тем тяжелее становилось мне на душе, я каждый день, по сто, по тысяче раз на дню повторял, за что я должен все это терпеть, и я начал уже опасаться, что постепенно сойду с ума. Я ни с кем не разговаривал, постоянно искал одиночества и чувствовал, что постепенно мне становилась в тягость сама жизнь. Я не стыжусь признаться, что тогда я впервые серьезно стал думать о самоубийстве." (Арпад Сабадош)

Сабадош Арпад (Szabados Arpad)
Сабадош Арпад (Szabados Arpad): оберлейтенант на фронте Первой мировой войны (1915), на Соловках (1927) и в Будапеште (1958).

 

 

 

Начало | Продолжение | Окончание

Арпад Сабадош - венгерский революционер, коммунист Из камеры нас привели в большое помещение, и когда нас собралось человек 100-150, нас вывели в коридор. За плечами у меня был рюкзак, который был со мной еще со времени службы в австро-венгерской армии, а в руках армейский офицерский чемодан, который сопровождал меня всю мою жизнь и теперь находится у меня. Этот фибровый чемодан в время войны стоил для офицера 5 крон. Меня мучили жар и боль в горле. У меня была шуба с меховым воротником, подбитая мехом хорька, потому что в марте, когда меня арестовали, в Москве еще стояли холода. Я оперся о подоконник и ждал, что будет. Собравшиеся в коридоре в основном были уголовники в лохмотьях, на некоторых был только один ботинок или не было шляпы или шапки, а кое-кто и вовсе был босиком. Позже, уже на Соловках, я узнал, что урки в тюрьме постоянно играют в карты или в кости, и поскольку другого у них нет, играют на свою одежду. Проигравший должен сразу же платить, а если он не отдает проигранное, то его могут даже убить. Между прочим, я еще в шопронской тюрьме узнал, что тот, кто всю жизнь живет воровством, в тюрьме, когда у него что-то украдут, просто из себя выходит от нанесенного ему оскорбления.

Дорога на Соловки

Поразительна его память - он описывает судьбы сотен людей, называя их имена. Расстреляли, расстреляли, расстрелян... Очень интересны его описания войны на итальянском фронте, пребывания в психушке, венгерской революции и последовавшей тюрьмы, приезда в Москву, Соловецкого лагеря, предвоенной жизни в России, московской паники и бегства руководства из столицы 16 октября 41 года...

Вадим Литинский. Из переписки. Торонто-Литтлтон, США. 2006.

Когда я стоял согнувшись, ко мне подошел человек в пенсне, одетый в плащ и кожаную шапку, который представился и сказал:

- Разрешите представиться, меня зовут Скиф-Самохвалов. Я вижу, что вы из порядочных людей, поэтому предлагаю вам держаться вместе, потому что эти воры и бандиты украдут у нас все до последней нитки.

Так я, коммунист, в Бутырках познакомился с отпрыском одной из известнейших дворянских семей царской России. Скиф-Самохвалов был одного возраста со мной и был подполковником царской армии. Он был членом военного комитета, находившегося в Бухаресте. После революции он под другим именем жил в Ленинграде, кончил университет, получил диплом инженера. Вскоре после того, как он получил диплом, его в одном из ленинградских магазинов узнал продавец, и его немедленно арестовали. Сначала его обвиняли в шпионаже, но в конце концов он отделался тремя годами.

Поделиться в социальных сетях

Нам раздали продукты на несколько дней и потом отвезли на одну из железнодорожных станций и погрузили в вагоны. Погрузка шла в т. н. "Столыпины". Кто никогда их не видел, не может себе представить, что это такое. Столыпинские вагоны, как об этом говорит и их название, начали использоваться в то время, когда премьер-министром царской России был Столыпин. По сути дела это тюрьма на колесах. Железнодорожный вагон, гораздо длиннее, чем обычный, сделан по образцу вагонов скорых поездов, с одним окном (зарешеченным окном в уборной). Через весь вагон идет коридор, в котором помещается вооруженный охранник. Из коридора открываются клетки за огромными тюремными решетками, которые раздвигаются, как двери, и снова задвигаются. Каждая камера поделена на две части, в каждую из которых запихивают по четыре заключенных лицом к двери, чтобы охрана могла всегда из видеть. Четыре заключенных могут поместиться на нарах только тесно прижавшись , так что не могут повернуться. Мне казалось, что заключенные похожи на птенцов ласточки в гнезде. Заключенных только один раз в день выпускают в уборную. В такой клетке лежал я с температурой. В дорог я снова простудился, потому что после Ленинграда я потерял сознание. Это случилось со мной впервые в жизни. Я еще помню, как в Ленинграде жена Скифа, которая работала простой работницей на шоколадной фабрике, передала ему конфеты. После этого я помню только о том, я сильно потел и что у меня болело все тело из-за тесноты. Офицер, командующий нашим вагоном, когда-то служил вместе со Скифом, и по его просьбе в Петрозаводске к вагону вызвали врача или фельдшера, с котором я не мог говорить, потому что тогда уже был без сознания. Он дал какое-то жаропонижающее, потому что через несколько часов мне стало лучше. На верхней полке, на которой я лежал, сесть было нельзя, можно было только лежать. Офицер приказал переложить меня на нижнюю полку, и я немножко поспал.

Так мы прибыли в Кемь. Это небольшой городок на железнодорожной линии, ведущей к Мурманску, в километрах 1200-1500 от Ленинграда. Мы прибыли вечером, в сумерках, и под непрекращающиеся крики и понукания конвоя нас куда-то повели. Я тоже тащился со всеми, в полумертвом состоянии. Кто-то, сжалившись, помогал нести мой чемодан. Мы отошли от Кеми километров 2-3 до "Попова острова", где был временный лагерь. Лагерь состоял из дощатых бараков. Бараки строились так, что между двумя дощатыми стенами засыпались опилки. В лагере зимой и летом были заключенные. В бараках было столько клопов, что их количество можно передать только астрономическими цифрами. Был барак и для больных, куда поместили меня.

Еще в Бутырках мне рассказывали, что на Соловках заключенные живут свободно, и супруги получают жилье в отдельных небольших бараках. Тогда я еще верил этим байкам. В т. н. больничном бараке работал молодой русский студент-медик, естественно, тоже заключенный. Когда я сказал ему, что хотел бы как можно скорее попасть на Соловки, он попытался меня отговорить, говоря, что ничего хорошего там нет. Но через несколько дней пребывания в больнице я все же попросил его записать меня в ближайшую группу, направляемую в Соловки.

Начало | Продолжение | Окончание

Поделиться в социальных сетях