Дэвид Ремник: Соловки, Горький, Лихачев, концлагерь

Дэвид Ремник - один из лучших журналистов мира. В 6 апреля 2003 года он опубликовал в американском еженедельнике The New Yorker статью "Времена в аду", полностью посвященной тому, как рос и формировался ГУЛАГ. Несколько самых важных для понимания проблемы абзацев статьи связаны с Соловками, СЛОНом. Дэвид Ремник рассказал о своих встречах с академиком Дмитрием Лихачевым, бывшим заключенным Соловецкого лагеря особого назначения. Эти встречи и копия своих мемуаров, лично подаренная Дм. Лихачевым, позволила журналисту сделать главный вывод: именно на Соловках начали формироваться структуры и принципы системы советских концентрационных лагерей.

На Соловках начали формироваться структура и принципы системы лагерей

"Со временем Лихачева перевезли на Соловецкие острова, или Соловки - группу небольших островов в Белом море недалеко от Полярного круга. Здесь средневековые православные монахи строили монастыриь, в XVI веке цари строили тюрьму, а в 1923 году большевики основали концлагерь. Когда я с ним познакомился, Дмитрий Сергеевич почти не говорил о своем приговоре и срроке, проведенном на Соловках. Гласность позволяла ему это, а его скромность - нет. Но в 1999 году, незадолго до своей смерти, в возрасте девяноста двух лет, Лихачев вручил мне подарок - копию своих мемуаров. В книге Лихачев описал сложную структуру лагерных Соловков, условия там, ученых и преступников, с которыми он познакомился, жестокость, свидетелем которой он стал. На Соловках начали формироваться структуры и основные принципы системы трудовых лагерей. Например, именно на Соловках была внедрена система питания заключенных в соответствии с их трудом (слабые гарантированно умирали от голода и холода, а сильные за еду помогали строить промышленную инфраструктуру государства). Именно на Соловках охранники изобрели такие пытки, как нанесение увечья мужчине, заставляя его сидеть на шесте в течение восемнадцати часов подряд. Или убийство заключенного при сбрасывании его по длинной открытой лестнице. Именно здесь охранники в течение нескольких дней оставляли заключенных на съедение тучам комаров, которые летом роились на островах." Заключенные на Соловках были изолированы от мира. Никто, кроме охранников и десятка монахов, не видел их страданий. Они были уверены, что умрут на Соловках и там будут похоронены в безымянных могилах. (David Remnick. Seasons in hell. How the Gulag grew. The New Yorker. New York. N.Y. 07.04.2003.)

"Спаситель" Максим Горький - был в восторге от концлагеря

Через год после приезда Лихачева на Соловки было объявлено, что самый популярный советский писатель того времени Максим Горький приезжает в гости.

"Вот, наконец, их свидетель и спаситель. Горький был героем для русских из-за своей яркой прозы, своими приключениями мальчишки и малолетнего преступника, описанными в «Детстве» и «Отрочестве». Горький гордился своим пролетарским происхождением. Теперь «Глеб Бокий», пароход с Горьким, названный в честь начальника концлагеря, должен был пришвартоваться на Соловках. «Все мы, заключенные, были в восторге, - писал Лихачев. «Этот Горький все заметит, все узнает. Он был рядом, его не обманешь. О лесозаготовках и пытках на пнях, голоде, болезнях, трехъярусных нарах, без одежды, приговорах без осуждения».

По этому случаю администрация Соловков привела в порядок лагерь, покрасила стены, посадила деревья, разрешила мужьям и женам быть вместе (чего обычно не было). Как выяснилось, Горькому не удалось заглянуть за возведенный для него потемкинский фасад. Оказалось, что он и не пытался. Он посетил карцер и через несколько минут объявил его «отличным». Он не стал проводить время с заключенными, хотя и проговорил в течение сорока минут с маленьким мальчиком и заявил, что очарован и доволен. (После того, как Горький покинул лагерь, пишет Лихачев, этого мальчика больше никто не видел.) Писатель пробыл там три дня и почти все это провел с сотрудниками ОГПУ, которые руководили концлагерем.

Советское руководство вряд ли могло пожаловаться на эссе, которое Горький в конце концов написал о своем визите на Соловки: «Нет впечатления, что жизнь чрезмерно регулируется. Нет, нет никакого сходства с тюрьмой; вместо этого кажется, что в этих комнатах живут пассажиры, спасенные с затонувшего корабля». Политические заключенные на Соловках - люди вроде Лихачева - были, по словам Горького, просто «контрреволюционерами, эмоциональными типами, монархистами». Трудно сказать, в какой степени цензоры повлияли на мысли Горького, но текст определенно предполагает человека, вполне удовлетворенного советскими условиями и советской добротой. «Если бы какое-либо так называемое культурное европейское общество осмелилось провести эксперимент, подобный этой колонии, - писал он, - и если бы этот эксперимент дал такие же плоды, как наш, эта страна трубила бы во все свои трубы и хвасталась своими достижениями».

После того, как Горький покинул Соловки, охрана начала массовые расстрелы. «Могилы были вырыты за день до расстрелов», - вспоминал Лихачев. «Палачи были пьяны. Одна пуля на жертву. Многие были похоронены заживо, только тонкий слой земли поверх них. Утром земля в яме еще шевелилась... Лагерь очищен от «лишних» лиц». Администрация на Соловках вывесила в главном лагере вывеску, идеально отражающую ленинскую программу. Он гласил: «Железной рукой загоним человечество к счастью»." (David Remnick. Seasons in hell. How the Gulag grew. The New Yorker. New York. N.Y. 07.04.2003.)