Петр Мадера не был доносчиком на Соловках

Ксендз Петр Мадера, живший на Киевщине, а в 1930-х годах оказавшийся на Соловках, не прислуживал энкаведистам – это точно. Однако в научном издании «Реабилитированные историей. Хмельницкая область» (книга шестая, 2015) о нем читаем: «Среди заключенных ксендзов был и Петр Мадера… Чтобы облегчить жизнь себе, он доносил на своих сокамерников начальнику соловецкой тюрьмы И. Апетеру. Нельзя без отвращения читать грязные обвинения…».

В действительности Мадера никого не выдавал – об этом свидетельствуют архивные источники, которые приведем далее. А клеймо «доносчика» – увы, не единственный промах в книге областного тома всеукраинского научно-документального издания. Например, на странице 583 в биографической справке сказано: «Мадера Петр Станиславович, 1889, с. Дубовка, поляк, образование среднее. Проживал на хут. Кабанов Черниговской обл.» (укр. – хутір Кабанів. Курсив мой. – Авт.). Село Дубовка (бывшая Дембровка, переименованная в 1945 году) – это, разумеется, малая родина ксендза на Подолье. А откуда взялся в его биографии черниговский хутор Кабанов – это загадка.

Кабаны – не Кабанов

Обратим внимание: в научно-документальном издании, которое вышло в свет в Киеве в 2003 году и на которое хмельничане ссылаются, есть заключение о реабилитации Петра Мадеры. Там написано, что место жительства ксендза до ареста – г. Кабаны Киевской области (см. Последний адрес: Расстрелы соловецких узников из Украины в 1937–1938 годах). – Т. 2. – К., 2003. – С. 560).

Небольшая архивная разведка подтвердила, что жил и служил ксёндз именно на Киевщине, где и арестован. При коммунистическом режиме, напомним, «харьковский филиал» Лубянки (то есть Объединенного государственного политического управления – ОГПУ) готовил показательный «процесс СВУ» над мифическим союзом украинской научной и церковной интеллигенции. И Киевский окружной отдел ГПУ тоже фабриковал групповое дело – против католического духовенства. Мадера в то время был настоятелем Хабенского костела (от названия поселения Хабное, впоследствии ставшего Полесским – это бывший райцентр близ Чернобыля).

Поляка по происхождению обвинили в контрреволюционной работе в интересах Польши. Якобы создавал религиозные кружки и «укрывал агента польской разведки». Весной 1930-го судебная тройка вынесла приговор – 10 лет лагерей. Невольник попал на Соловки в 1933-м из Ярославского политизолятора. Но горькая чаша массовых репрессий не обошла и соловецких узников: первый год Большого террора станет для ксендза последним...

Почему же в биографию жителя Киевщины, составленную по данным из «Последнего адреса…», затесался бывший хутор из Черниговщины? Заглянем в Википедию – в статью о… партийно-государственном деятеле сталинских времен Лазаре Кагановиче. В Киевской области были населенные пункты, названные Кагановичи Первые (1934, первоначальное название – Хабное, ныне – Полесское) и Кагановичи Вторые (село Кабаны, где Каганович жил до школы). Информация о Кабанах есть также в статье «Диброва (Полесский район)»: Диброва (в прошлом Кабаны, Кагановичи, Кагановичи Вторые) – это село, которое из-за катастрофы на Чернобыльской АЭС в 1986-м отселили, а в конце 1990-х сняли с учета. Кто виноват в «превращении» исчезнувшего полесского села Кабаны в хутор Кабанов – пожалуй, вопрос того же порядка, что и поиск виновника «стукачества», приписанного Мадере.

Сейчас на Черниговщине есть село Зеленая Поляна вблизи Коропа. Село и было когда-то хутором Кабанов, который еще до Второй мировой войны дважды переименовали. Поселение, расположенное под восточной границей Черниговской области, не имеет никакого отношения к репрессированному ксендзу. Как не было делом его рук и позорное соловецкое доносительство.

Промашка «Последнего адреса…»

В ряде изданий, подготовленных для 27-томника «Реабилитированные историей», хмельнитчане сделали большое дело. Опубликовано немало архивных документов, исторические и документально-публицистические очерки о бывших узниках, жителях области, которые подверглись безосновательным, необоснованным наказаниям при тоталитарном режиме.

Потому вдвое досадно, что в наше время, в независимой Украине легло пятно на доброе имя «непримиримого врага коммунистов и советской власти» (так в справке, которую подписали в октябре 1937-го старший майор госбезопасности Иван Апетер и помощник начальника Соловецкой тюрьмы Петр Раевский).

В статье «С просьбой к вам, генеральный комиссар НКВД...», помещенной в книге шестой Хмельницкого тома, Мадера назван доносчиком, потому что автор тех строк опирался на двухтомное научно-документальное издание. В упомянутом выше «Последнем адресе…» читаем: «заявление заключенного П. Мадеры начальнику Соловецкой тюрьмы…», «объяснение заключенного П. Мадеры…» – и дальше под пространными доносами вместо фамилии стоит «подпись неразборчивая». «Последний адрес…» готовили историки совместно со специалистами госархива СБУ как издание второе – доработанное и дополненное. По всем признакам – авторитетный источник. Но в нем, увы, есть огрехи... К примеру, в списке на странице 934 вместо дней проведения расстрелов указана дата, когда тройка подписывала протоколы. Да и навешенное Мадере «стукачество» – немалый ляпсус...

Кстати, в первом издании «Последнего адреса…» (трехтомник 1997–1999 годов) составители подавали названия архивных источников иначе: «заявление заключенного начальнику…», «объяснение заключенного…». Какого именно заключенного – тогда не конкретизировали. А во втором издании фамилию Мадеры кто-то опрометчиво вставил в названия заявления и объяснения, когда в 2003 году доработали двухтомник.

Ученые, эксперты, специалисты, привлеченные к публикации архивного наследия спецслужб, не собирались опозорить ксендза. В его тюремном деле хранятся машинописные копии чужих доносов – их в первом издании подали как «анонимные», а потом произошло то, что произошло... Кстати, аналогичные копии объяснений есть также в делах Иосифа Карпинского и Иосифа Ковальского – обоих политзаключенных казнили 3 ноября 1937-го в Карелии (Сандармох). В тех бумагах, что сохранились в архиве, мы видим настоящую фамилию доносчика. И он не Мадера.

Ваш автор в конце 1990-х имел возможность посетить во главе экспедиции Соловки, изучал дела в архивах спецслужб в Архангельске и Петрозаводске. Скопированные за рубежом рассекреченные материалы, в том числе и в отношении заключенных ксендзов, переданы в Отраслевой государственный архив СБУ. Однако в книге «Последний адрес…», когда ее издавали впервые, сознательно не указали в текстах доносов фамилию разоблачителя. А она есть (и даже с инициалами) – Лась Б. В.

Почему эту фамилию не обнародовали два десятилетия тому назад? Скажу словами нормативно-правового акта, принятого в 2015 году: закон признал сложность проблем, обусловленных «противоречивыми требованиями по прозрачности и секретности и защите права на конфиденциальность» (Закон Украины «О доступе к архивам репрессивных органов коммунистического тоталитарного режима 1917–1991 годов»). Попросту говоря, в 1990-х эксперт СБУ не рекомендовал печатать фамилию доносчика. Поэтому в итоге написали – «подпись неразборчивая».

Враг «классовых врагов»

Итак, был на Соловках заключенный, в прошлом католический служитель культа Болеслав Владимирович Лась. Родился в Нью-Йорке (США), жил в Гнивани под Винницей, закончил духовную семинарию в Житомире, в то время бывшем под властью поляков. О Ласе еще в декабре 2014 года вышла статья «Паршивая овца среди католических мучеников» (газета «Зеркало недели. Украина», № 47). Жаль, что творческим людям, готовившим том «Реабилитированных…», не попались на глаза в то время ни полоса еженедельника, ни сборник публицистики автора этой статьи, названный «Соловецкий реквием» (его по государственной программе «Украинская книга» издали в 2013-м и отправили в библиотеки). В сборнике есть произведение «Документы из-за решетки», а в нем – и о Болеславе Ласе, и о Петре Мадере, который в беломорской тюрьме не позорился и не изменил своей вере.

Нелишне вспомнить также, о чем говорилось в «Паршивой овце…». Фамилия Лася фигурирует в списке жертв репрессий на сайте «Католическая Россия». И эту фамилию мы видим в московском печатном издании 2000 года («Книга памяти: Мартиролог Католической церкви в СССР), хотя в своих доносах Лась заявлял, что для него ксендзы – «негодяи», «мерзкие гады» и «классовые враги». Даже мечтал их собственноручно «порасстреливать»! Впрочем, написанное узником отнюдь не влияет на его статус жертвы: Лася наказали по сфабрикованному делу, и что бы он ни сообщал чекистам, как бы ни сложилась его дальнейшая судьба – он такая же жертва коммунистического террора, как и все его «подельники».

О жизни ксендзов в неволе могут дать определенное представление цитаты из объяснения Лася начальнику тюрьмы (август 1937-го):

«До 1932 года я находился вместе с ксендзами в Ярославском политизоляторе... эта целая свора ксендзов вела враждебную, провокационную работу против тюремного начальства, устраивали бунты вместе с другими заключенными... Занимались нелегальной передачей писем на свободу. В Ярославском изоляторе был такой заключенный Колосков, который имел свидания со своей женой, и ксендзы ему передали письмо, чтобы он его передал своей жене на свидании, но этот номер им не прошел, так как я об этом немедленно донес начальнику изолятора гр-нину Федорьян[у]... 15 июня 1936 года (так в документе. Правильно – 1937. – Авт.) меня соединили вместе с ксендзами в одну камеру в Савватьевском изоляторе, где я много узнал от них новостей»...

«Гр-нин Старший майор! Все эти мерзкие гады Ксендзы: Дземян, Кобец, Карпинский, Опольский, Ганский, Ковальский, Шишко, Туровский, Майдера (правильно – Мадера. – Авт.)... от роскоши и жиру бесились и из тюремной камеры они сделали костел»...

«В нашей камере возглавлял и был первым инициатором такой садист кс[ендз] Дземян. Он вел всегда речи в контрреволюционном духе против рабочего класса, советского правительства и Коминтерна... с ненавистью отзывался о ГПУ, НКВД, говорил, что его начали мучить с первого дня советской власти и что его предшественника из Ленинграда расстреляли, что и он своих взглядов на СССР никогда не изменит и при первой возможности будет бороться против них – т. е. коммунистов.

Ганский – это второй идет по Дземяну. Он всегда с ненавистью отзывается о Советском Союзе. Неоднократно критиковал Конституцию... Угрожал при первой возможности отомстить за себя и свою сестру Елену, которая выслана в Казахстан. Обещал своим друзьям, ксендзам, что как его освободят, он при первой возможности постарается связаться с Польшей.

Они в настоящее время являются мне гадами, классовыми врагами, с которыми я бы рассчитался только мечом... Гады, мерзавцы они, и только хотел бы, чтобы я имел возможность так свободно порасстреливать их, как писать это объяснение на них.

Все вышеизложенное чистосердечно и прошу верить в мою искренность».

Что написано пером…

Ленинградские чекисты – представители «вооруженного отряда коммунистической партии» – расстреляли 8–10 декабря 1937 года 509 заключенных. Их вывезли из беломорской тюрьмы на казнь – вероятно, в район Лодейного Поля (Ленинградская область), где когда-то был Свирский исправительно-трудовой лагерь. Среди замученных – ксендзы Петр Мадера, Станислав Ганский-Ганький, Иосиф Миодушевский, Игнат Опольский, Максимильян Туровский, Вацлав Шиманский, Ричард Шишко... А Иосифа Дземяна, названного в доносе «садистом», расстреляли 3 ноября 1937-го в Карелии (Сандармох) – там же казнили ксендзов Иосифа Карпинского, Иосифа Ковальского и еще многих людей из Украины...

На некоторых неукраинских сайтах, в списке узников, убитых за карельским озером Онего, можно увидеть почему-то и фамилию Петра Мадеры… И видим ее в мартирологе тех, чьи трупы забросали землей на окраине Санкт-Петербурга (Левашово). И еще пишут – «расстрелян в Соловецкой тюрьме»... А вот фамилии доносчика – Болеслава Лася – нет в списках смертников. Исследователи из Научно-информационного центра «Мемориал» (Санкт-Петербург) еще четверть века тому назад пытались выяснить судьбу этого заключенного. Отправляли запросы в соседнюю с Москвой область, где с начала 1920-х действовал изолятор специального назначения – наследник каторжного централа. Но из государственных служб поступил неутешительный ответ: нет сведений.

«Что касается доносчика П. Мадеры, то своим служением он не получил себе никаких поблажек: его расстреляли 8 декабря 1937 года», – читаем в книге «Реабилитированные историей. Хмельницкая область». Грустно… И больно…

Что написано пером, того не вырубишь топором – гласит народная мудрость. Так и давние огрехи «Последнего адреса…» откликнулись в солидном всеукраинском издании. В связи с этим невольно приходится обращать внимание на промахи в работе ученых, составителей, редакторов – чтобы и дальше не плодились ошибки.

И еще замечу: итоги усилий исследователей и творческих людей не всегда утешительны, но сам поиск истины заслуживает уважения. Иногда в архивных бумагах случаются такие загадки и «чекистские ребусы», что ошибиться – неудивительно (хотя это, конечно, слабое оправдание промахам и упущениям).

Загадочный «Яраначей»

Приведу пример из собственного опыта – дважды заключенного на Соловках церковного деятеля Афанасия (Молчановского), казненного 8 января 1938 года в урочище Сандармох. Одна из энциклопедий пишет, что епископ родился в селе Пархомовка (ныне Белоцерковского района Киевской области). А в некоторых справках на церковных сайтах указано место рождения Афанасия – село Яраначей Белоцерковского уезда Киевской губернии. Странное название села, не правда ли?

В Киевской области никогда не было населенного пункта Яраначей. Может, речь идет о селе Храпачи в Белоцерковском районе столичной области? Допускаю, что в записи небрежным почерком на русском языке «уроженец села Храпачей» можно прочесть название как «Яраначей». Буквы "х" и "я" и "п" и "н" в рукописях бывают очень похожи. Родился ли в Храпачах сын дьяка Якова Афанасьевича Молчановского? Письменный ответ дал Центральный государственный архив истории Украины по запросу в феврале 2020 года: в церковной метрической книге Храпачей не обнаружена запись о рождении Якова Молчановского (1887), также не обнаружено упоминаний о дьяке Афанасии...

А какой близкой к истине казалась мысль об извращенном названии села! И случается, что место рождения кого-то не совпадает с зарегистрированным. И в датах смерти бывают разногласия. Об этом уже однажды писал в статье «Владимир Удовенко: две даты расстрела» (Зеркало недели. Украина, 2015, № 1), где упомянул и Петра Мадеру. Могу повторить, что большинство украинцев с декабрьского этапа соловчан казнили, вероятно, не 8 декабря, а следующей ночью. В той партии смертников были и наказаны за так называемую контрреволюционную, вредительскую, бандитскую деятельность и за «шпионаж», среди них – ксендзы Мадера, Ганский-Ганький, Миодушевский… И всем им записали в актах одну дату расстрела – 8 декабря. На самом деле казнь Мадеры и еще по меньшей мере шести его «подельников» (ксендзов) могла быть 9 декабря…

На панихидах в Киеве у памятника соловецкому политзаключенному Лесю Курбасу общественность ежегодно поминает убиенных сыновей и дочерей Украины. Болеслава Лася не поминают. Его же нет среди казненных украинских соловчан... Был бы акт об исполненном приговоре, наверное, поминали бы и этого раба Божьего...

Contra spem spero!

Прав был философ Евген Сверстюк, когда заметил во время агрессии Москвы: «в условиях информационной войны против Украины воспитание национальной памяти – это главная самозащита». Статья об истории террора – это и о памяти, и о печатном слове, и об ответственном отношении к нему. Закон констатирует: право каждого получать объективную информацию об истории своей страны – это одна из основ демократического государства. Так что и наше слово в защиту доброго имени человека – пусть еще раз расставит точки над «І» в вопросе кто есть кто.

Надеюсь, хотя бы в цифровой версии областного тома «Реабилитированных историей» когда-нибудь восстановят справедливость и уберут оттуда оскорбительные слова, которых не заслужил священник Петр Мадера. Исправить и переиздать книгу – нереально во времена, когда идет гибридная война, когда силы и средства нужны на оборону страны, когда Hannibal ante portas. Разве что самая большая в мире христианская церковь озаботится этим добрым делом и сотворит чудо благотворительным пожертвованием. И действительно, было бы круто для Ecclesia Catholica – на ее собственные средства переиздать книгу ради восстановления светлой памяти невзначай оскорбленного единоверца, к тому же, пострадавшего посмертно!

Мог же, например, Израиль когда-то обменять своего одного пленного капрала на более чем тысячу узников-палестинцев и спасти ему жизнь. Конечно, там другой масштаб, но… благородное дело имеет свой смысл. Ведь известно: потеряешь доброе имя – потом будешь ничто. А эта история привлекла бы общественное внимание. Случай-то – уникальный. И о благородном поступке Церкви – переизданной книге! – рассказала бы мировая пресса. И христиане гордились бы милостью Святого Престола (эх, эти бы мечты – да Богу в уши!).

А пока… Имеем книгу шестую на портале reabit.org.ua (у сайта должен быть хозяин, а у издания есть редакционная коллегия, есть где-то и должностные лица, способные решать вопросы, и есть боги цифровых технологий, которые тоже способны творить чудеса). На это и уповаю, когда приходится, «серед лиха співати пісні» и «без надії таки сподіватись», как писала Леся Украинка в стихотворении «Contra spem spero!».

Кровь – не водица…

В отношении стихов – приведу слова философа Петра Демчука: «в поэзии очень часто может быть больше философии, чем в узконаучных трактатах». Ученый писал это до того, как его из Харькова отправили на Соловки. Он считал, например, что философское значение жизни поэта Тараса Шевченко «превышает целые большие тома других блестящих мыслителей». А «неблестящие мыслители» во власти, управляемой из Москвы, были другого мнения: профессора обвинили в «украинском национал-фашизме» (как же это напоминает нынешнюю кремлевскую риторику!), и расстреляли в 1937 году в Карелии. А впоследствии, дабы мундир коммунистической партии «отстирать» от крови сотен тысяч убиенных во время Большого террора, власть сознательно скрыла факт казни – в справочниках писали, что философ умер в январе 1943-го.

…Говорить правду никогда не поздно. И чудеса можно творить собственными руками, и вовремя сказанное слово тоже относится к чудесам – считал последователь романтизма Александр Гриневский (Грин), сын польского шляхтича. Надо же такое совпадение в статье: пролитая польская кровь убитого ксендза и… польская родословная у автора «Алых парусов»! Впрочем, при чужой власти писатель-романтик тоже хлебнул горя и умер в бедности летом 1932-го в Крыму, где провел свои последние годы (как раз тогда, как известно из истории, красная империя готовила непокорной Украине Голодомор-геноцид)...

Случится ли чудо в восстановлении доброго имени католического священника – жизнь покажет.

Но за чудеса надо бороться. Пусть же подытожит эту статью афоризм, вложенный в уста литературного персонажа из повести романтика Александра Грина: «Когда для человека главное – получать дражайший пятак, легко дать этот пятак, но, когда душа таит зерно пламенного растения – чуда, сделай ему это чудо, если ты в состоянии».

(Шевченко Сергей. Петр Мадера не был доносчиком на Соловках. Онлайн-издание «Vector News», www.vnews.agency. Киев, Украина. Укр. яз. 09.02.2022. )