"Русская жизнь – это пытка… Государство не защищает от насилия, а провоцирует его повсеместное применение. Никто не находится в безопасности ни дома, ни на улице, ни на работе..."
( Владимир Пастухов, 01.02.2018 )
Приполярный архипелаг в Белом море узники Соловков называли "Советским Союзом в миниатюре". В островной "столице" (поселке с названием Кремль) был одноименный лагерный пункт. По утрам солнце красило нежным цветом древние стены северного "Кремля". Под башнями у ворот вышагивал караул. Начальник лагеря, как и в Москве, — полубог. А до самых до окраин — беспредельная "власть соловецкая", опиравшаяся на штыки ГПУ-НКВД. Мир голодных и рабов — жители той страны. Они имели право на труд, пайку и нары. А если у проклятьем заклейменных кипел возмущенный разум, их лишали зачета рабочих дней или массово отправляли на "смертный бой".
Брусчатка во дворе беломорского Кремля, валунные стены, стальные решетки на окнах монастырских келий — молчаливые свидетели лагерных времен. Сегодня о СЛОНе (Соловецком лагере особого назначения) и СТОНе (тюрьме) могут рассказать экспонаты местного музея, пожелтевшие фотоснимки, письма узников. Долгие годы пылились в хранилищах советских спецслужб и такие уникальные документальные источники, как архивные уголовные, наблюдательные дела, т. н. формуляры на "соловчан". Этот "подколотый, подшитый матерьял", собранный в свое время оперативными уполномоченными и следователями ОГПУ-НКВД, к счастью, не весь превратился в пепел и дым во времена тоталитаризма.
Как члену редакционной коллегии 3-томного научно-документального издания "Остання адреса: До 60-річчя соловецької трагедії" автору этой статьи довелось работать в составе поисковых групп на севере России, изучать архивные документы спецслужб в Архангельске и Петрозаводске, ознакомиться с некоторыми материалами музейного фонда на Соловецких островах. Немало уникальной информации содержится также в делах, хранящихся в Государственном архиве Службы безопасности Украины. Зафиксированные в протоколах, справках, актах, сообщениях негласных информаторов оперчасти детали лагерного быта и нравов, царивших за колючей проволокой, дают представление не только о житье-бытье беломорских узников ГУЛАГа. Эти документальные свидетельства, словно в капле воды, отражают истинное лицо большевизма, добавляют штрихи к портрету печально известной эпохи "большого террора".
Один из тысяч политзаключенных украинец Виталий Снижный попал на Соловки в 1935 г. за участие в мифической контрреволюционной организации, якобы замышлявшей "террористические акты против руководителей ВКП(б) и Соввласти".
"В лагере ведет а/с (антисоветскую. — Авт.) агитацию, — писало о нем тюремное начальство в октябре 1937 года. — Высказывает клеветнические измышления по вопросу обсуждения проекта Сталинской Конституции. Прочитав в газете о награждении 3 000 руб. рабочего, проработавшего на одном заводе 60 лет, заявил: "Одного премировали, то сейчас же сообщили, а в это время арестовали 100 чел. и дали по 10 лет и, конечно, об этом не напишут" (здесь и далее орфография и стиль архивных документов сохранены. — Авт.). На основании таких справок протоколами особой тройки Управления НКВД Ленинградской области оформлялись стандартные "приговоры" — расстрелять...
В декабре 1937 г. состоялась очередная кровавая казнь "соловчан". Чего только не вменяли в вину заключенным для формального оправдания__ массового расстрела по решениям несудебных органов!
Ксендз Станислав Ганьский-Ганький "...с ненавистью отзывался о ВКП(б) и советском правительстве". Расстрелять.
Колхозник Кузьма Козлов "...хвастался тем, что, будучи председателем колхоза, занимался воровством и разлагал колхоз". Расстрелять.
Крестьянин Николай Коструб "...пытался устроить групповой отказ от работы, заявляя: "Давайте не выходить на работу, тогда и хлеба, и продуктов нам будут давать больше". Расстрелять.
Рабочий Михаил Кулицкий в заключении "остался при своих к-р (контрреволюционных. — Авт.) убеждениях... подвергался адм. взысканиям". Расстрелять.
Даже если узники не давали повода для новых обвинений, тюремное начальство в лице Ивана Апетера и Петра Раевского, проявив фантазию, находило аргументы. Бывшего владельца ресторана в Одессе Галактиона Кипияни, "прописанного" в СЛОНе с 1930 года, чекисты в ноябре 1936 г. характеризовали без привычных черных красок: "компрометирующих материалов за время пребывания в лагере не имеется". А спустя год в справке за подписью временно исполнявшего обязанности начальника Соловецкой тюрьмы капитана госбезопасности Раевского о кавказце (теперь уже "террористе" и "вредителе") сказано: "В прошлом в лагере за к/р агитацию лишился зачета всех рабочих дней и подлежал преданию суду. Работал в столовой нач. состава, вместе с другими заключенными занимался вредительством, в результате чего вызывали желудочные заболевания у надзорсостава".
Из характеристики, составленной 20 апреля 1937 года на другого заключенного — Антона Марцинюка, до ареста проживавшего в Каменец- Подольском и служившего в редакции газеты: "В лагере работает дневальным, к обязанностям... относится добросовестно. В общественной работе не участвует. Компрометирующих данных нет". Через четыре месяца бывшего "активного члена УВО" (Украинской войсковой организации), якобы занимавшегося "шпионажем", лишили зачета рабочих дней за все время пребывания в лагере (с 1933 года). В октябре составили пресловутую справку, отметив, что, общаясь с заключенными, он "высказывает мнение о крахе советской власти", и 8 декабря по решению особой тройки расстреляли...
Даже в самые горячие дни подготовки к т. н. чистке исправительно-трудовых учреждений тюремная оперчасть не забывала денно и нощно перевоспитывать "контрреволюционеров". Формы и методы — от наглядной агитации и убеждений до показательных наказаний и принуждений. Впрочем, заключенные тоже не упускали возможности выразить свое отношение к идеологическому насилию:
"В Соловецком музее, — сказано в сообщении, датированном 18 сентября 1937 года, — до сих пор хранятся портреты и бюсты вождей партии, изготовленные силами заключенных. Из беседы с заключенными, работающими в музее, — Бобковым, Грицай и Кукушкиным установлено, что хранящиеся бюсты искажены, в частности бюст Ленина, около которого заключенные создают к-р толкования.
При проведении массовых экскурсий вольнонаемного состава бюсты используются в виде наглядных пособий по изучению земляных залежей — глины, из которой ранее изготавливалась черепица, и в пример приводят изготовленный из глины бюст В. И. Ленина".
Далеко не все, кого репрессивные органы отправляли на "перековку" в лагеря и тюрьмы, были согласны смиренно нести свой крест. В августе 1937 г. некий заключенный в письменной форме сообщил начальнику тюрьмы о "личном инциденте с Вайсманом-Рабиновичем". Последний отбывал наказание на Соловецких островах как троцкист.
Поделиться в социальных сетях
"Вечером дежурный по коридору принес лампу, — информировал обиженный Вайсманом-Рабиновичем сиделец, — я как дежурный по камере спросил дежурного, где он прикажет поставить лампу, в это время з/к Вайсман-Рабинович набросился с криками и сказал мне, чтобы я больше не смел спрашивать дежурных их приказания, ибо он, Вайсман-Рабинович, будет делать так, как ему хочется, а не как администрации тюрьмы, где он никогда не подчинялся и подчиняться не будет. Целую ночь не спит, говорит, что он не признает никаких отбоев, и через него приходится и другим не спать, ибо в то время, когда должен быть покой, он, Вайсман-Рабинович, начинает заниматься физкультурой часа в три ночи. В общем, никаких правил внутреннего распорядка, и мучает нас, так как не дает покоя".
В том же объяснении его автор жалуется и на заключенных-ксендзов, которых ранее содержали на лагпункте в Савватьево: "Они в настоящее время являются мне гадами, классовыми врагами, с которыми я бы рассчитался только мечом. В нашей камере жил Фишер, они его принудили молиться и исповедываться, довели его до такого состояния, что объявлял голодовки, лишь бы от них уйти. Эти святые гады вели политику и цель, чтобы с ними никто посторонний не жил в одной камере, ибо они говорили, что они духовные отцы, и с ними никто недостойный жить из светских людей, и действительно, они здесь в Савватьево жили отдельно, и никто не видел их грязную, провокационную жизнь. Они мне обещали все, только чтобы я их слушал и был верным им. Гады, мерзавцы они, и только хотел бы, чтобы я имел возможность так свободно порасстреливать их, как писать это объяснение на них".
На архипелаге отбывали наказание и далекие от политики (не говоря уж о духовной жизни) уголовники-рецидивисты, осужденные за хулиганство, кражи, грабежи. Дело одной из таких групп рассмотрел в августе 1937 г. суд (выездная сессия) на Соловках. Председательствовавший Иост, члены суда Скуратов и Пехоцкий при секретаре Свиньине, выслушав показания обвиняемых и свидетелей, установили следующее. Группа осужденных (14 человек) "вместо выполнения требований администрации лагерей к заключенным о трудовом воспитании последних занялись разными бесчинствами, избиениями, кражами, картежной игрой, и проч., злостно нарушая лагерный распорядок, отказываясь от выполнения работ по нарядам лагерной администрации". "Подвиги" сей уголовной братии зафиксированы и в постановлении, которое составил оперуполномоченный: "...с целью побега из ШИЗО произвели пролом стены размером 70х60 см"; "осколком стекла порезал себе живот"; "путем подбора ключей проник в помещение медоколодка и похитил разные продукты"; "железным шкворнем нанес два удара вахтеру изолятора"; "совершил кражу вещей у з/к"; "избили з/к"; "выбросили в окно всю свою одежду, оставшись в камере голыми"; "потребовал перевода с командировки Филимоново в Кремль, угрожая в противном случае разгромить помещение, совершить поджог и порезать себя, а 30.1.37 г. уничтожил в общежитии нары вагонной системы, на которой помещались 12 человек..." И это далеко не полный перечень содеянного "урками".
На суде речь шла о том, что заключенные систематически играли в карты, обыгрывая друг друга на пайок и лагерное вещевое довольствие. Проигравшие голодали. Например, Авдонин жил без пайка 16 суток, Алешин — 17. В поисках пищи уголовники отправлялись воровать. На почве азартных игр возникали кровавые потасовки с поножовщиной. В итоге дюжине осужденных "припаяли" от двух до 10 лет лишения свободы. Некоторые из рецидивистов в том же 1937 году разделили судьбу политических узников и были расстреляны. Впоследствии — реабилитированы как подпавшие под действие ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года "О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30—40-х и начала 50-х годов".
Механизм конвейерного производства "врагов народа" иллюстрирует один из документов, подшитых в деле Никифора Николенко — уроженца Черниговщины, который до ареста заведовал в Киеве областным отделом народного образования. В постановлении Президиума Киевского областного суда от 3 августа 1960 года сказано: "Обвинение Николенко основано на его показаниях и на приобщенных к делу выписках из показаний целого ряда участников названной выше контрреволюционной организации (речь шла о "националистической организации", якобы ставившей своей задачей свержение советской власти и отторжение Украины от СССР. — Авт.).
Поделиться в социальных сетях
Дополнительной проверкой установлено, что Николенко был арестован на основании показаний Биленького-Березинского, систематически занимавшегося провокационной деятельностью, который был использован работниками ГПУ НКВД УССР Пустовойтовым, Козельским, Долинским и др. как провокатор и лжесвидетель".
О провокаторе недвусмысленно высказался и отбывавший наказание в СЛОНе украинец Петр Солодуб (фигурант агентурно-наблюдательного дела "Активные"). Слова Петра Кирилловича зафиксировал в сообщении один из негласных помощников лагерной оперчасти: "...его, Солодуба, органы НКВД, арестовав, сделали главным организатором и вождем украинской контрреволюции вместе с неким Биленьким, которого он совсем не знает. Об этом Биленьком Дидушек рассказывает следующее: Биленький был директором украинского издательства "Рух", арестован в 1933 г., во время следствия писал большие показания на украинцев, признавался сам в к-р деятельности, в 1934 г. был освобожден, восстановлен в партии и после этого опять арестован и сидит в Киевской тюрьме, что он, Биленький, всех подговаривает писать лживые показания на себя, что это он делает по указанию органов НКВД, короче говоря, что он занимается провокациями вместе с органами НКВД, что этот Биленький опять будет освобожден". В сообщениях информаторов оперчасти можно найти подробные описания событий, связанных с теневой стороной жизни лагеря: "Баймут (один из заключенных-украинцев. — Авт.) встретился мне в пьяном виде около ІІІ отдела. Он говорит, что каждый выходной день он обязательно "налижется". Похмеляется он или в районе санотдела, или со своим неотступным собутыльником Трофименко. Простой спирт поставляет ему из ветбаклаборатории проф. Сизов. Встретившись, он заявил, что идет из ІІІ отдела, но не из учреждения, а из квартиры. Увидев выходящего сотрудника ІІІ отд., он сказал: "А это не тот, которому Вы сводки носите?" Когда я обрушился на него за такую наглость, он шутливо заявил, что место, где мы остановились, наводит на подобные размышления..." Этот документ, следует заметить, датирован 18 июня 1935 года, когда в лагере еще не было более строгого — тюремного — режима.
В начале 30-х СЛОН, в отличие, например, от политизолятора в Ярославле, был не самым одиозным учреждением (в смысле жесткости режима) в советской карательной системе. В одной из служебных бумаг на имя начальника Ярославского политизолятора Федорьяна руководитель Секретно- политического отдела ОГПУ Молчанов распорядился: "Предупредите заключ. Холодного, что в случае, если им еще раз будут допущены нарушения правил внутреннего распорядка или неподчинение и грубое обращение с администрацией и обслуживающим персоналом, он будет переведен в Верхне-Уральский политизолятор".
В ответ Москва получила рапорт из Ярославля, подписанный Федорьяном: "...данное Ваше распоряжение мною не объявлено, исходя из следующих соображений: заключенные Ярославского политизолятора всеми мерами добиваются перевода в какой-либо из изоляторов, так как в других политизоляторах, как Вам известно, существующий режим гораздо слабее, чем здесь, и если только Холодному объявить Ваше решение, то Холодный, наоборот, углубит свою непримиримость, надеясь на его перевод, и примеру Холодного последуют другие заключенные, рассчитывая этим добиться тоже перевода, исходя из этого, что поступок Холодного, выразившийся не только в нарушении порядка и неподчинении требованию надзора, а и в нанесении физической боли старшему надзирателю, исходя из вышеизложенного, я прошу Вашего разрешения наложить на Холодного взыскания, хотя бы лишить переписки и свиданий на продолжительное время. Если же по Вашему соображению этого нельзя, то просто предупредить Холодного, без перевода в другой политизолятор, дабы не дать другим повода".
О том, где политическим узникам было бы предпочтительнее отбывать срок наказания в 1937—1938 годах, думается, рассуждать нет смысла. Стреляли, увы, везде. (Сергей Шевченко. Кремлевские нары на "острове невезения". Тюремная оперативная часть самозабвенно перевоспитывала "контрреволюционеров" Газета "Кiевскiй ТелеграфЪ", №21. 2001).
Поделиться в социальных сетях