Василий И. Немирович-Данченко: Соловки. Богомольцы. 1874

Наибольшую известность среди книг Василия Немировича-Данченко получили "Соловки" - крайне приукрашенное и идеализированное изображение "религиозно-технократического" уклада Соловецкого монастыря. Именно с легкой руки Василия Немировича-Данченко родился миф о невероятных садоводческих талантах соловецких монахов, якобы выращивавших в приарктических Соловках киви, ананасы, бананы и тому подобную тропическую растительность.

VI. Казни египетские

Качка становилась все сильнее и сильнее.

— Ну, будет потеха, — заметил моряк-монах другому, машинисту, только что выскочившему из камеры, где помещался котел. На этом тоже была скуфейка, только он снял рясу. Все его лицо было словно обожжено зноем и окурено дымом. Он с наслаждением вдыхал свежий, холодный воздух, навеваемый все крепчавшим северным ветром.

— А что, сиверко?

— Да, вишь, оно — боковая и килевая!

— Искушение!

Почти вся палуба была покрыта мучениками. Вопли и стоны раздавались всюду. Больные быстро теряли силу; после первых двух пароксизмов они неподвижно лежали, не имея силы даже повернуться "с одного галса на другой", как объясняли моряки-монахи. Некоторых перекатывало с одной стороны парохода в противоположную.

— Господи!.. Око всевидящее!..

— Ой, труден путь!

— Только что чайку попила, и таково ли приятно попила!..

Как Соловки на севере были исстари прибежищем для замученного крепостного мужика, так и Святые горы на юге скрывали всех, гонимых Униею, а порою и донцев, преследуемых царскими приставами.
Немирович-Данченко В.И.
Святые горы. 1886.

— Помру, отцы родные!

— Монашки благочестивые, бросьте вы меня, рабу, в море, потому нет моей моченьки!

— Грехи мои тяжкие!.. За всякий-то грех теперь... ой...

— Собрать на молебен надо бы. На Зосиму и Савватия!.. Молебен угодничкам! — предлагали монахи. — По силе-возможности...

Публика, разумеется, струсила еще больше. "Молебен"... значит, есть опасность... Старухи завыли, как сумасшедшие. Юноша в гороховом пальто, полчаса назад бодро пожиравший магнезию на том резонном основании, что с кислотами желудка магнезия образует нерастворимые соединения и предотвращает рвоту, катался теперь по палубе, призывая на помощь святого Тихона Задонского и обещаясь, по прибытии в монастырь, заказать три молебна с водосвятием. Куда девалась и химия: он чуть ли не громче всех требовал молебна, сознаваясь во всех своих прегрешениях.

— Полноте трусить! Никакой опасности нет! — утешал его отец Иоанн.

— Как нет — опасности? Ой, святые Зосим и Савватий... Помоги мне, грешнику. А я еще магнезии... Вот и "нерастворимые соединения"... Святый Боже! Нельзя ли повернуть обратно в город? Пожалуйста, поверните обратно!

Наступила ночь, а волнение все усиливалось. Паруса собрали: ветер, пожалуй, изорвал бы их в лоскутья. Валы поднимались выше бортов корабля. Пароход то вздымался на их гребнях, то вдруг его сбрасывало вниз, в клокочущую бездну. Бывали моменты, когда он становился почти перпендикулярно. Отец Иоанн делался все озабоченнее. Вот один вал опрокинулся на палубу и прокатился по ней от кормы к носу.

— Сгоняй народ в каюты и трюмы!

В одну минуту палуба была очищена. На ней остались только матросы, которых сбивало с ног каждым порывом неудержимо ревущего норд-оста... Отверстия трюмов и люки кают были закрыты.

— Будет буря! — сказал мне сквозь зубы капитан.

— Никто, как Бог... Молебен бы! — робко проговорил рулевой.

— Стой у руля да гляди, куда правишь. Ишь разыгралась как!..

Я сошел вниз, в свою каюту второго класса.

— Господи! Скажи ты мне, Христа ради, давно мы по дну плывем? — обратилась ко мне микроскопических размеров старушка.

— Ну, что, как ваша магнезия? — спросил я у юноши.

— Не по-мо-га-ет! А по химии выходит хоро... Святители! Ой, грешен я, грешен! — И опять он заползал по полу.

— Батюшка, — приставала к попу толстая барыня. — Кай меня... Что ж ты? — немного погодя, повторяла она. — Какой ты поп, коли каять не хочешь?

— Несообразная! Подумай, как я каять буду, коли у меня ни ряски, ничего нет. Кайся вслух, при всех. Церковь это допускает!

— Да у меня, может, какие грехи есть! Господи, неужели ж без исповеди и помереть?

— Коли в Соловки, к угодничкам едем, так все одно что с исповедью...

— ...Ты говоришь, ноне треска дорога будет?

— Племянник сказывал, будто в Норвеге рыба дешевле! — слышалось в углу.

— Господи! И сколько-то я грешила... Люди добрые, простите меня...

— За что простить-то?.. — потешалась в углу чуйка, на которую качка не действовала.

— Как после мужа — вдовой значит — так с военным офицером спуталась... Ахти мне, горькой... Пять годов спутамшись была.

— Го-го-го!.. — хохотали в углу. — А давно ли это было, мать?

— Тридцать годков, голубчики, тридцать годков... Простите вы меня!

— Господь простит... Го-го-го... Как же это ты, мать, с офицером?

— По дурости, да по неразумию... Года наши такие... Опять же в великий пост ноне согрешила — яичком искусилась...

— Пять годов, говоришь, с офицером? — любопытствовала та же чуйка.

— Пять годов, родненький!

— Ну, если пять — ничего!

— За это тоже, поди, на том свете не похвалят...

Старуху точно обожгло.

— И сама я знаю, голубчики, что не похвалят... наставьте, отцы, как мне мой грех замолить?

— А как кит-рыба нас в океан-море потащит? — пристала ко мне другая старушка.

— О, Господи, беда это наша пришла!

— Веруй в Бога — главное! — наставлял поп. — Вот сказано: не весте ни дня, ни часа... Все, все здесь помрем. Деточек только своих жалко... Как-то вы одни сиротами останетесь. Кто-то приютит вас!.. Вот оно — вольнодумство наше...

— Да неужели ж мы в сам деле потонем? — встрепенулся вдруг молчаливо сидевший в углу купец.

— Уж потонули, голубчик, уж потонули!

— Боже мой! Как же я тапереча буду... Праведники!

— Уж потонули... Все — потонули! На тридцать верстов, может, под землю ушли...

(Немирович-Данченко В.И. Соловки: Воспоминания и рассказы из поездки с богомольцами / СПб., 1884. - 266 с.)

|