"Желающим ознакомиться с историей политической жизни Соловецкого монастыря указываю выше упомянутую книгу. Написана она весьма красноречиво и так елейно, как будто автор писал не чернилами, а именно лампадным маслом с примесью патоки..."
( Максим Горький. 1929 )
Наибольшую известность среди книг Василия Немировича-Данченко получили "Соловки" - крайне приукрашенное и идеализированное изображение "религиозно-технократического" уклада Соловецкого монастыря. Именно с легкой руки Василия Немировича-Данченко родился миф о невероятных садоводческих талантах соловецких монахов, якобы выращивавших в приарктических Соловках киви, ананасы, бананы и тому подобную тропическую растительность.
Я осведомился у монаха об исторических подземельях Соловецкого монастыря.
— Какие подземелья? Погреба наши, что ли? Квасная, кладовая...
— Нет, тюрьмы подземные!
— Этого у нас вовсе нет. Слух один пущен, что есть будто... У нас есть один брат, очень эту старину любит. Ничего и он не нашел. Потом слышно было, что никаких таких местов у нас нет и звания. Ты, поди, у газетчиков читал? Врут!
Наконец, мы отправились в трапезную. Длинный коридор был весь расписан фресками, возбуждавшими в крестьянах-богомольцах беспредельный ужас.
— Б-оже мой!.. Глядь-ка, из глотки-то змей ползет...
Разговор шел, по-видимому, между фабричными, которые и здесь оставались верны своей бесшабашной манере говорить.
— Чудеса, братец мой. А черт во какой... Ишь... Господи, спаси и помилуй!
— А вот пламя адово...
Как Соловки на севере были исстари прибежищем для замученного крепостного мужика, так и Святые горы на юге скрывали всех, гонимых Униею, а порою и донцев, преследуемых царскими приставами.
— Змий, исходящий из гортани, обозначает грехи, — объяснял монах. — Сей грешник прииде ко схимнику, дабы покаяться во гресех своих. И виде схимник, что по наименовании грехов из гортани кающегося излетают гады и всяческая мерзость — скорпии и жабы, василиски и аспиды, хамелеоны и драконы крылатые. Напоследок оттуда показалась глава змия погибельного, но грешник не покаялся искренно, и змий обратно в гортани сокрылся. Из сего научитеся не таиться перед пастырем во дни покаянные!
— Удавит он его, братцы, змий этот...
— Не, он тихо...
— А змий сей обозначает великий грех противу духу святаго...
— Поди, кто о благолепии храмов не заботится, тоже не похвалят? — спрашивает странница у монаха.
— Заботься по силам. Через силу тоже не подобает, ибо и о детях малых подумать надлежит, а кто имеет избыток, тому точно жутко будет за равнодушие ко храму, — объяснял монах. — Древле на церковь десятина шла, ныне — на волю каждому предоставлено!
Богомольцы продолжали изумляться и пугаться изображений адских мук и делать свои соображения о том, кого больше будут жарить на том свете...
— Всякому по делам его, значит... Все зачтется... Премудрость это, братцы!
Наконец, мы вошли в трапезную. Эта громадная комната в сводах поддерживается необыкновенной толщины колонной. Она вся расписана. Яркие краски, позолота, лазурь так и бросаются в глаза зрителю. Впрочем, все носит на себе отпечаток чисто восточного великолепия. Некоторые рисунки отличаются талантливостью. Таковы работы отца Николая, молодого, лет двадцати пяти монаха. Чрезвычайно хороша его картина "Снятие со креста". В ней изящно и тщательно отделаны женские фигуры. Многие картины обнаруживают хорошее знакомство с анатомией.
Стол для богомольцев поставлен отдельно. На счет монастыря каждого кормят три дня. Затем нужно ехать, если на дальнейшее пребывание в обители не дано особого разрешения высшею властью. Богомольцу дают обед и ужин. За обедом, на котором присутствовали мы, все шло тихо, чинно и спокойно. Перед каждым оловянная тарелка, деревянная ложка, вилка и нож. На каждые четыре человека подается одна общая миска с варевом. Сначала все, стоя у своих мест, ждут колокола. При первом ударе все молятся и садятся, но есть еще не начинают. Лишь при третьем ударе ложки опускаются в миски, и вдоль всех столов послушники разносят небольшие куски благословенного белого хлеба. Каждая перемена блюд возвещается колоколом. Хорошенькие монашки-подростки, похожие на девочек, разносят миски с кушаньем. По окончании обеда все строятся у своих столов в два ряда, и поется благодарственная молитва. Затем опять раздача благословенного хлеба и вновь пение псалма. Во время обеда читается св. Писание. Крестьяне обедают внизу с служителями, женщины же отдельно от всех. Как видите, и здесь относительно сословий соблюдается табель о рангах. При мне на обед было подано: соленая сельдь, окрошка из щуки со свежими огурцами, суп из палтуса, уха из свежих сельдей, пшенная каша с маслом и молоком. Кроме того перед каждым лежал громадный кусок хлеба, фунта в два с половиной. Мяса, разумеется, не подается никогда, и монахи быстро привыкают к этому, тем более, что большинство — крестьяне и дома у себя редко видели мясо. Северный крестьянин питается рыбою, хлебом, брусникою, морошкой, солеными грибами (волнухами) и у моря — сельдью.
— Хорошо едят монахи!
— Кажись, такую бы жисть — не ушел бы из монастыря!
— А ты больше — о душеспасении. Подумай о душе... Ишь, тебя яства смущают... А в них, в яствах этих — блуд!
— Если с верой — какой блуд? Без молитвы, да без веры блуд. А я с чистым сердцем...
— То-то... О душе подумай, главное. Потому ей-то — душе, оченно жутко ежели да без Господа-Бога!
— Одно слово — всевидящее око!.. И все как на ладони. Должны мы, кажется, это понимать и чувствовать...
— А мы не понимаем. Потому в нас грех вселился. И за это нас следовает во как... Гли, гли — бесы бабу хворостят... во как. Поди, подлая, проштрафилась... Известно — она баба и в ей ум бабий... Однако и их на том свете не похвалят... Ишь, хворостят как, а ей больно, и она кричит...
— Кается...
— Поздно! На том свете не спокаешься: там разделка будет...
— А вот ежель на Паску помереть — беспременно в рай пойдешь — такой предел положен...
— А ежели еретик на Паску помрет?
— Его в жупель. Потому он поганый и в Бога не верует...
— Одначе и еретики есть, молятся!
— Глаза отводят — известно. Потому в Расее всем им царь приказал: у меня, значит, чтоб молиться, а ежели нет — ступай вон!
— Известно, народ некрещеный. В петуха верует!
— Ну? В пеуна?..
— Ванька Шалый сказывал, у них заместо креста петух на церквах.
— Ах, ты злое семя!.. В петуха!.. Ну!.. Как же это наш царь батюшка терпит? Разнесет он их, поди, за это...
— Турка, сказывают, в луну верит...
— То луна — планида небесная, не петух. В ей, в луне премудрость... А петух что, ему только бы горло драть, потому он дурак и ничего понимать не может...
— Насчет кур тоже... блудлив поганый!..
— В петуха!.. Каких необразованных наций на свете нет... Немец, так, говорят, в колбасу больше верует, оттого его Карла Карлыч прозывают, и большой он, этот немец, плут...
— Нониче народ плут. Время такое!..
— Жулик народ!..
— Куда таперче?..
— Спать, братцы, давай, потому мы, как следует, утром, рано встамши, помолились, потом в церкви были, опосля потрапезовали. Теперь спокой требуется...
Поделиться в социальных сетях