Василий И. Немирович-Данченко: Соловки. Богомольцы. 1874

Наибольшую известность среди книг Василия Немировича-Данченко получили "Соловки" - крайне приукрашенное и идеализированное изображение "религиозно-технократического" уклада Соловецкого монастыря. Именно с легкой руки Василия Немировича-Данченко родился миф о невероятных садоводческих талантах соловецких монахов, якобы выращивавших в приарктических Соловках киви, ананасы, бананы и тому подобную тропическую растительность.

XXIII. У благочинного

Благочинный церквей Соловецкого монастыря, отец Феодосий, оказался моим архангельским знакомым. Я посетил его келью. Та же простота обстановки, что и у остальных монахов.

— Часто, я думаю, поминаете Архангельск... — все же там веселее, чем тут?

— Нет, монаху место в монастыре. Как жил я в Соловецком подворье, в Архангельске, так не знал, куда и деваться от скуки. Ходил, бывало, по келье, а на улицу и выглянуть боялся, потому там миряне. На монаха что на дикого смотрят: куда-де затесался? Ну, и сторонишься. В монастыре я только и отдохнул. Мы ведь все так. Думаете, те иноки, что на подворье в городе живут, довольны своею участью? Нет, они лучше на самую тяжелую работу в монастырь пойдут, чем там оставаться. Беда это, особливо коли день праздничный. Народ ходит, и все-то на тебя, что на зверя заморского смотрит. Да и соблазна там больше... Здесь ничего не видишь — и не искушаешься, а там трудно.

Как Соловки на севере были исстари прибежищем для замученного крепостного мужика, так и Святые горы на юге скрывали всех, гонимых Униею, а порою и донцев, преследуемых царскими приставами.
Немирович-Данченко В.И.
Святые горы. 1886.

— Все же есть такие, что в город бы с радостию поехали?

— Есть-то есть... Да мы их туда не пустим. Что за монах, если он в мир стремится? Надел рясу, да принял пострижение, так и сиди в келье — работай да молись, а о мире и позабудь думать, потому тебя заживо похоронили, ты это и памятуй. Нет, такого народа мы не пошлем туда. В город из монастыря идут самые надежные люди, чтобы обители нашей не посрамили. И то ныне имя монаха, словно клеймо Каиново, стало.

— Расскажите мне о чинах монашеских. Я слышал, что у вас пострижение дается не легко.

— Да... У нас послушниками по семи-восьми лет бывают. Рясофорными монахами — восемь лет, а до манатейного монаха и пятнадцать лет прослужишь. А прав повышение никаких не дает: разве что жалованье побольше. Иеромонахи, которые особенные должности занимают, получают по пятидесяти рублей в год, остальные от сорока до двадцати пяти, а простые монахи десять-пять рублей.

— А архимандрит?

— Прежний получал четыре с половиной тысячи рублей, новый взял только три тысячи... Он у нас простую жизнь любит. Ну, и строг тоже. Хорошо это... Дурно, ежели пастырь слишком стадо распустит. Большое нестроение из этого происходит...

— Правда ли, отец Феодосий, что богомольцев у вас с каждым годом меньше становится?

— Это правда. Но все же ныне хотя и меньше, а кадка для приношений полна.

— Какая кадка?

— А у святого Зосимы стоит.

— То есть кружка?

— Нет, кадка... Уж мы ее и опростали в этом году раз — а вновь наполняется!

— А от казны монастырь получает что-нибудь?

— Да, тысячу двести рублей в год берем!

— При ваших доходах это ведь совершенно лишнее!

— Отчего же не брать, все в пользу святой обители.

— Монастырь сам легко бы мог в казну платить подати!

— Подати?.. Это зачем же! Неслыханное дело, чтобы монахи подати платили. Мы не от мира сего!

— Богомольцы к вам одним путем через Архангельск направляются?

— Нет. Идут и через Кемский уезд. Теперь вот шестьсот человек в Суме сидят — шкун ждут в монастырь переправиться... Ничего, пусть посидят. Все жители Сумы покормятся!

Отец Феодосий в простоте души смотрел на богомольцев как на доходную статью. Так, впрочем, смотрит на них большинство монахов. До Сумы, как оказалось, эти богомольцы шли пешком из Петербурга и Новгородской губернии. Ежегодно сюда направляются из Архангельска до 12000 человек (это преимущественно крестьяне Вологодской, Вятской и Пермской губерний, также и архангельцы), из Онеги до 690 человек (олончане, новгородцы), из Кеми до 1300 (кемляне, корела, петербужцы и псковичи).

— Я слышал, что в доках за работу вы дорогонько берете?

— Мы берем дорого? Нет, у нас англичане были — и те удивлялись дешевизне. За то, чтобы ввести судно в док и вывести из дока судно с разными исправлениями, мы берем сто рублей. И за то, чтобы снять судно с места крушения, тоже сто... А нам только развести пары да выйти лишь из гавани обходится в семьдесят... А вон как Беломорская компания содрала с военного корвета "Полярная звезда" за самые ничтожные исправления шесть тысяч рублей — это же грабеж. У нас бы за то же больше пятисот не взяли. На то они, впрочем, и немцы... Мы бедным судохозяевам-поморам и даром чиним суда, памятуя заповедь Христову. Про нас многолишнего рассказывают!

— Ну, а относительно работ у вас как? Все ли обязаны трудиться?

— Все беспрекословно. Да оно и не трудно, потому ведь мы из мужичков. У нас так искони ведется. Царь Петр сюда духовника своего Иону присылал. Что ж?.. Ведь он в Соловках поваром был. Примерно, я благочинный, ну, а пошлют меня камень тесать, я и пойду. Бывали примеры! Потому это не работа, а "послушание". На святых Зосиму и Савватия работаем. Коли кому работы не назначат, так он сам начнет либо ложки делать деревянные, либо образки рисовать. Продаст все это, а деньги в казну нашу вложит!

— Есть у вас урочные часы для работы?

— Нет, всякому предоставлено по мере сил, кроме общих работ. Оно и лучше — больше и усерднее трудятся. Палка нам не нужна, сами работаем!

Зазвонили к вечерне. Мы вышли. Нам пришлось проходить по лестнице архимандрита. Тут терлась упомянутая прежде меланхолического вида дева...

— Сударыня, пожалуйте вниз... Зачем вы здесь? Уходите, уходите, тут нечего делать!

— Архимандрит страсть не любит, — заметил он мне, — если у него на лестнице бабье торчит. Большое к женскому полу отвращение чувствует.

(Немирович-Данченко В.И. Соловки: Воспоминания и рассказы из поездки с богомольцами / СПб., 1884. - 266 с.)

|