Василий И. Немирович-Данченко: Соловки. Богомольцы. 1874

Наибольшую известность среди книг Василия Немировича-Данченко получили "Соловки" - крайне приукрашенное и идеализированное изображение "религиозно-технократического" уклада Соловецкого монастыря. Именно с легкой руки Василия Немировича-Данченко родился миф о невероятных садоводческих талантах соловецких монахов, якобы выращивавших в приарктических Соловках киви, ананасы, бананы и тому подобную тропическую растительность.

XXX. Поездка в Макарьевскую пустынь

Светлый день. Яркое солнце так и обливает трудновыносимым зноем леса и озера Соловецкого острова и зеркальную гладь застоявшегося в чудном покое моря.

Опять мы едем лесным путем, опять направо и налево раскидывается царство могучих лесных великанов. Там и сям сквозят озера. Одни из них совсем ушли в тень высоких деревьев, другие так и лучатся резким, ослепляющим глаза светом. К этой природе не приглядишься.

Новый луч — и все изменяется перед вашими глазами; новая перебегающая тень случайного облачка, и опять иное выражение... Точно лицо красавицы, живое, подвижное, постоянно меняющееся перед вами... Вот ее глаза сверкают ослепительным блеском, губы полуоткрыты, вся она облита ярким румянцем... Еще мгновение и глаза потемнели, только в таинственной глубине их вспыхивают мимолетные зарницы, на бледном лице лежит выражение тихой грусти, печальная улыбка не то сожаления, не то обманутой надежды замерла на устах... Как цветок, поблекший на стебле, она склонила свою головку... И вам самим становится грустно до первого солнечного луча...

— Хорош ваш Соловецкий остров: приволье, краса!

— Ну, — отозвался монах-возница, — какая такая краса? Что за земля, коли хлеба не родит? Горы все... То ли дело у нас в Рязанской губернии! — Как нивка золотая поднимется да колос с колосом почнут разговоры водить — сердце радуется. Вот это так краса!

Как Соловки на севере были исстари прибежищем для замученного крепостного мужика, так и Святые горы на юге скрывали всех, гонимых Униею, а порою и донцев, преследуемых царскими приставами.
Немирович-Данченко В.И.
Святые горы. 1886.

— Что у вас в Макарьевской пустыни?

— У нас там сады, огороды, парники — все есть. Недавно был богомолец один из Питера, такой из себя значительный, словно енерал. Уж он ахал тоже. Вот, говорит, место; коли б да это место поближе к столицам — больших бы денег каждый лоскут земли стоил. Камень, говорю ему. Это ничего, мы бы тут понастроили всего. А по этим озерам гулянья, чтоб... Известно, модники!

— По нашим местам, — вставил богомолец, — не дай Бог такой земли; что с ней поделаешь? Тут и соху и борону изломаешь. Сказано — твердь!..

— Твердь это небо, — настаивал монах. — А камень по-гречески — Петра...

— По этим местам, поди, сколько угодников хаживало?

— Это точно, что много. У нас угодников много!

— А мы по невежеству этого не чувствуем!777— Тут бы вот она те полянка — гли... — тянул все свое крестьянин-богомолец. — Баско было бы ячменю... По-за лесом. Хорошо!

— Некому, да и мала! Не стоит!

— У нас бы сейчас сорудовали это... Распахали бы... Такая ли нивка выйдет — благодари Создателя!

— Место настоящее!

— Чего лучше. Паши!..

Наконец трое наших дрожек подъехали к Макарьевской пустыни.

Это — прелестный уголок, затерянный среди лесистых гор в зеленой котловине. Кругом тишь и глушь. Мы взошли на балкон, устроенный на кровле часовни. Отсюда открывался пейзаж, так и просившийся на полотно. Прямо перед нами, одни выше других, вздымались гребни поросших соснами гор и за ними синевато-туманные полосы таких же далей. Все навевает на душу мирное спокойствие. Западавшие в глубь лесов тропинки звали в эту свежую чащу. Порою, от случайно набежавшего облака, леса уходили в тень, зато другие выступали ярко-зелеными пятнами. Изредка взгляд встречал небольшую поляну. На одной ясно рисовался силуэт отдыхающего оленя. Серебряная кайма озера едва-едва прорезывалась из-за леса налево.

Садовник-монах, из крестьян, предложил нам посмотреть оранжереи и парники.

Тут росли арбузы, дыни, огурцы и персики. Разумеется, все это в парниках. Печи были устроены с теплопроводами под почвой, на которой росли плодовые деревья. Таким образом жар был равномерен. Этим устройством монастырь обязан тоже монаху-крестьянину.

Оранжереи с цветами прелестны. В распределении клумб обнаруживаются вкус и знание дела. Я долго был тут, внимательно рассматривая все подробности этого уголка. Это — полярная Италия, как ее метко назвал высокий посетитель...

— Много ли вас тут? — спросил я у монаха.

— Трое — я да двое работничков-богомольцев. Дело-то здесь маленькое. Порасширить бы его — да и того довольно. Фрухт только и идет, что для архимандрита и для почтенных гостей!

— В Архангельск бы отправляли?

— Неужели же там нет своих парничков?

— Нет!

— А там бы лучше росло: теплее и климат способнее. У немцев, поди, есть в Архангельске все. Наши только, русские, подгадили!

Позади парников я взобрался на гору. Отсюда открывался чудный вид на потонувшие внизу леса и озера. Не хотелось верить, что мы на крайнем севере. И воздух, и небо, и земля — все напоминало юг Швейцарии. Только бы побольше животной жизни.

Пейзажи Соловков были бы еще живописнее, если это возможно, когда бы тут было побольше стад и птиц. Молчание в природе слишком сосредоточивает душу. Созерцания принимают нерадостный характер и переходят в мистицизм. Пение птиц, блеяние стад настроили бы душу на иной, более веселый лад. Даже и чайки внутри островов попадаются в одиночку, и то редко.

(Немирович-Данченко В.И. Соловки: Воспоминания и рассказы из поездки с богомольцами / СПб., 1884. - 266 с.)

|